Жабьих. Вид зверозыка — это важно. Лягушка и жаба — не одно и то же. Да и Жабы все разные.
— Психоз, — пояснила Жаннэй, — мое экспертное мнение, — повысила голос, — нет никакого дара, есть только психоз, спровоцированный внешними факторами. Возможно, имело место внешнее императивное или гипнотическое влияние. Гора родила мышь; мы тратим время на обсуждение обычного подросткового психоза, и вряд ли найдем в этом деле что-то серьезнее.
Не было даже щелчка. И конечно же, ничего не хрустело.
Страх обрушился на нее, подогнулись колени. Пришлось опереться на трибуну. Не трястись! Не клацать зубами! Дышать! Вдох, выдох, снова вдох — пока легкие не вспомнят, как это.
Сзади кашлянули. Жаннэй склонила голову, уставилась на дурацкое колечко. В жизни бы не стала носить такую безвкусицу, но пришлось.
«Ким, купи колечко на счастье… только камушек побольше».
И покруглее. Сама выбирала, перебирала побрякушки на уличном ларьке. Продавщица, привыкшая к школьникам и громким теткам, пыталась торговаться — Ким просто заплатил, лишив ее развлечения.
Удивлен был, конечно.
Напуган. Слишком быстро. Надо было сказать, что в ее роду предпочитали браслеты кольцам, но уж очень забавное у него было лицо.
Она и сама от себя не ожидала, что попросит. Кокетство это вылезло… могла бы просто купить себе сама, но так вдруг показалось вернее и правильнее.
А камушек послушный, показывает все, что надо, молодец: вот зал, полный зрителей, вот парочка влюбленных держится за руки, вот строгий судья, вот девушка держит ответ, склонила голову, смотрит на руки. Подал бы кто лупу, и Жаннэй бы увидела, что та высматривает… а так мелких деталей, конечно, не разглядеть, сюда бы миску с водой или хотя бы чашку кофе; но что поделать, иногда приходится довольствоваться тем, что есть.
Девушку зовут не Жаннэй; пусть будет Жан. Жаннэй сама ничего не говорит; это Жан говорит, а Жаннэй смотрит.
Просто наблюдает.
Она всегда просто наблюдает.
Сосредотачивается на наблюдении, и не остается забот важнее. И дыхание как-то само выравнивается, и ноги больше не подводят. Жаннэй ждет, что же случится дальше.
А Жан?
Жан говорит.
— С девушкой случилась трагедия; юноша был влюблен и, насколько я смогла выяснить, винил себя в произошедшем. И в какой-то момент решил, что он — та самая девушка. В моей практике я видела и не такое. Был парень, возомнивший себя козой. Я не упоминаю многочисленных мудрых правителей и великих воинов, потому что речь не о бреде величия. И я не имею полномочий ставить диагнозы, вы понимаете. Однако я могу предоставить документы, что сейчас Герка рода Ваар совершенно здоров. Была проведена экспертиза. К несчастью, по чьей-то халатности, не было зафиксировано состояние бреда… я не уверена в термине, я все-таки не врач… во время, собственно, бреда. Однако я думаю, что Ассакая из рода Ссок, которая следила за происходящим, согласится с подобным предположением, если вы решите вызвать ее в качестве свидетеля.
Сзади кто-то хмыкнул.
Наверное, какой-нибудь пес. Многие из них умели чуять правду, был у Жан преподаватель-зверозык в институте с песьей кровью, она знала.
А еще она знала, как им лгать.
Просто не говорить неправды. Здесь умолчал, тут перефразировал, тут запихнул суть в целый ком из лишних слов… на допросе ее раскололи бы; но здесь был не суд, а простое разбирательство, и представители следственного не были заинтересованы в том, чтобы запихнуть Герку в Учреждение. Скорее надеялись сцапать поджигателя.
А эту возможность Жан им могла предоставить.
Если, конечно, не подведет Мрыкла.
— В реестре даров нет такого дара, как «переселение душ», и, мудрый Нут, не думаю, что появится. Это слишком невероятно.
— Тогда почему сбежала девушка?
— Ну, она же вернулась, — вздохнула Жан, — вышел ребенок из комы, испугался, убежал в самое безопасное место. Дом сгорел, так что почему бы и не дача парня? Вот уж кого точно не в чем винить, вы посмотрите! Она до сих пор не может быть уверена, чем кончится дело со старшими Фанками.
Лиль и правда бледна и дрожит.
— Так и было? — Строго спрашивает Нут.
Лиль смотрит на Герку. На Жан. Опять на Герку.
Выдыхает.
Ну же, давай!
— Да.
И добавляет:
— Мне пообещали безопасность, и я вернулась. Я очень испугалась. Я боялась узнать, что сгорел не только дом, поэтому спряталась. Но я очень быстро поняла, что не могу прятаться вечно.
— Решили встретиться с реальностью лицом к лицу? — насмешливо спросил Нут.
— Деньги кончились, — зябко передернула плечами Лиль, — захотелось кушать. Ну и вон то, что вы сказали.
— А длительный обморок вы объясните нервным перенапряжением, мудрая Жаннэй? — блеснул зубами Нут.
— Вы правы, — Жан склонила голову еще ниже.
— Что же… Герва рода Ваар, вы подтверждаете?..
— Я мало что помню, — ответил тот, косясь куда-то в зал, — извините.
— Думаю, заинтересованные лица могут задать свои вопро…
— Простите, дядя Нут! — сказала Мрыкла.
Жаннэй слишком сосредоточилась на Жан, чтобы заметить, как та вошла.
Но теперь она видела, что Мрыкла пришла не одна.
Медведь поморщился, но простил фамильярность. Формально это ведь не был суд — так, собрание обеспокоенных соседей. Очень важен был психологический комфорт всех присутствующих, и если Мрыкле было удобнее звать его дядей, он не мог воспрепятствовать ребенку… пусть уже и выпускнице.
Формально — все еще ребенку.
— Да?
— Я привела Фаргу. Все же знают, да? Фарга психанутая. Но Фарга тоже кое-что знает. И я ее привела.
Мрыкла почесала щеку, на которой затягивались свежие царапины.
— Фарга хочет ответить на вопросы, которые ей никто не задавал. Она устала ждать, пока ее спросят. Фарга?
— Да. — Фарга успела отобрать у кого-то стул и плюхнуться на него, положив подбородок на спинку, — Куда ж я денусь? Хочу. Но у меня условие, дядь Нут. Без посторонних. Я выберу, кому.
Жаннэй с трудом оторвала взгляд от камня и посмотрела на Нута.
На его широком умном лице отразилось последовательно легкое раздражение из-за фамильярности Фарги — хоть он и правда был ей дальним родственником, как, впрочем, и Мрыкла, — затем заинтересованность.
Он подвигал тяжелой нижней челюстью, смешно выпятил губы в раздумьях.
И наконец сказал:
— Да. Я это покупаю. Говори, племяшка.
Фарга всегда была легендой.
