7
У Элиота все больше тяжелели веки, но он пытался дочитать роман «Мандрагоре дай дитя». Хотелось найти те места, от которых ханжи скрежетали зубами. Он нашел там описание случая с судьей, которого ославили за то, что он ни разу не дал своей жене настоящего удовлетворения, потом прочел рассказ про агента мыльной фирмы, который в пьяном виде заперся в своей квартире и нарядился в подвенечное платье своей матери. Элиот поморщился, подумал, что, может быть, такие штучки и сгодятся, чтобы дразнить фарисеев, но тут же решил – вряд ли…
Дальше он прочитал, как невеста этого самого агента по рекламе мыла соблазняла папашиного шофера. Первым делом она игриво откусила пуговицу с его форменной куртки. На этом месте Эли-от заснул крепчайшим сном.
Телефон прозвонил три раза.
– Фонд Розуотера. Чем могу помочь?
– Вы меня не знаете, мистер Розуотер, – сказал раздраженный мужской голос.
– А кто вам сказал, что это имеет значение?
– Я ничтожество, мистер Розуотер, я хуже всякого ничтожества.
– Видно, Создатель тут допустил ошибку?
– Да. Зря Он меня создал, ошибся.
– Вы правильно выбрали, кому пожаловаться.
– Что это у вас за учреждение?
– А как вы про нас узнали?
– Увидал в телефонной будке наклейку – такая черная с желтым. А там написано: «САМОУБИЙЦА, НЕ ТОРОПИСЬ ПОКОНЧИТЬ С ЖИЗНЬЮ. ПОЗВОНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ УБИВАТЬ СЕБЯ, В ФОНД РОЗУОТЕРА!» – и ваш номер телефона.
Такие наклейки были налеплены почти на всех задних стеклах легковых машин, на кузовах грузовиков добровольной пожарной бригады.
– А знаете, что написано там, в телефонной будке, карандашом?
– Нет.
– «Элиот Розуотер святой. Тебя любит он и денег даст. Но если захочешь чего покрепче, позабористей, звони Мелиссе – лучшей штучки во всем штате нет» – и ее телефон.
– Вы в наших краях чужой?
– Я во всех краях чужой. А у вас тут что? Секта какая-то? Новая религия?
– Я лично вдвойне умудренный баптист-детерминист.
– Что-что?
– Я так отвечаю, когда кто-нибудь настаивает, что я, вероятно, проповедую какую-нибудь религию. А такая секта и вправду существует, и, вероятно, люди они хорошие. У них принято омывать друг другу ноги, и денег их пастыри ни от кого не берут. А я тоже ноги себе мою, а денег ни у кого не беру.
– Не понимаю я вас, – сказал голос.
– Да я шучу, чтобы вы не дичились меня, не подумали, что со мной надо говорить только всерьез. Кстати, вы сами случайно не из этих баптистов-детерминистов?
– Упаси Бог, что вы!
– А ведь их сотни две, не меньше, и вполне возможно, что когда-нибудь я скажу одному из них то, что я вам сейчас наболтал. – Элиот отпил глоток виски. – Очень я этого боюсь и знаю, что так и будет.
– Что-то голос у вас нетрезвый. Слышал, как вы чего-то хлебнули.
– Пусть будет так. Но все же, чем я могу вам помочь?
– Да кто вы такой, черт вас побери?
– Правительство.
– Что-что?
– Если я не служитель церкви и все же стараюсь удержать людей от самоубийства, значит, я, очевидно, представитель правительства. Логично?
Голос что-то пробормотал.
– Или же общая жилетка – плачь в нее, кто хочет.
– Вы, кажется, сострили?
– Я-то знаю, сострил я или нет, а вы сами догадайтесь.
– Может, по-вашему, остроумно и наклейки писать насчет тех, кто решился покончить с собой?
– А вы тоже решились?
– Ну и что?
– Не стану вам приводить два неоспоримых довода, почему стоит жить, не стану рассказывать, как я это открыл.
– А что же вы станете говорить?
– Прошу вас назвать какую-нибудь очень скромную сумму, за которую вы согласились бы прожить еще неделю.
Голос молчал.
– Вы меня слышите? – спросил Элиот.
– Слышу.
– Но может быть, вы и не собираетесь покончить с собой? Тогда, пожалуйста, повесьте трубку – телефон может понадобиться и другим людям.
– Мне кажется, вы сумасшедший.
– Но покончить с собой собираетесь вы, а не я.
– А что, если я вам скажу, что и за миллион не соглашусь прожить еще неделю?
– Я вам отвечу: ну и помирайте! Попробуйте попросить тысячу.
– Ладно, за тысячу.
– Ну и помирайте! Спустите до сотни.
– Давайте сотню.
– Вот теперь договорились. Зайдите к нам в контору. – Элиот назвал свой адрес. – Собак у пожарной части не бойтесь, – добавил он, – они кусаются, только когда завоет сирена.
Кстати, про эту сирену. Насколько Элиоту было известно, во всем Западном полушарии не было сигнала тревоги громче ее. Она приводилась в действие мессершмитовским мотором в семьсот лошадиных сил, с электрическим генератором в тридцать лошадиных сил. Во время Второй мировой войны эта сирена была главным сигналом тревоги в Берлине. Фонд Розуотера перекупил ее у правительства ФРГ и послал в дар пожарной бригаде от Неизвестного. Когда сирену доставили в город, на грузовике при ней была только короткая записочка: «Привет от друга».
Все записи Элиот вел в тяжелой конторской книге, обычно лежавшей у него под кроватью. Переплет на ней был из черной тисненой кожи, бумага зеленоватая, чтобы глаза не уставали, и все триста страниц разграфлены. Элиот назвал эту книгу «Книга Судного дня». С самого первого дня деятельности Фонда в округе Розуотер Элиот вносил сюда имена каждого своего клиента, все его жалобы и что для него сделал Фонд Розуотера.
Весь том был уже почти заполнен, но только Элиот или покинувшая его жена могли разобраться в этих записях.
Сейчас Элиот записывал данные того самого потенциального самоубийцы, который явился к нему после телефонного разговора и только что ушел в довольно мрачном настроении, словно он хотя и подозревает, что его не то надули, не то осмеяли, но как и почему, понять не может.
«Шерман Лесли Литтл, – записывал Элиот. – ИНД, СКЛ-СМБ-РАБ-МЕТ-ВВМВ-БЗРБ-ЖЕН-ЗДЕЙ-СР-ЭПЛ-ВД-ФР-300» – это означало, что Литтл родом из Индианаполиса, склонен к самоубийству, рабочий-металлист, ветеран Второй мировой войны, сейчас безработный, женат, трое детей, средний – эпилептик и что ему выдано из Фонда 300 долларов.
Но чаще вместо денежной ссуды в книге «Отчета» был записан лаконичный рецепт: АВ. Элиот прописывал это средство людям, которые по любой причине, а чаще и вовсе безо всякой причины, впадали в уныние. «Знаете, что я вам посоветую, мой друг: примите таблетку аспирина и запейте водичкой».
