Минули годы, пока Толстой окончательно не выработал свое мировоззрение, и эти годы прошли в мучительных размышлениях и исследованиях. Трудно кратко и точно изложить его взгляды, и я приступаю к такой попытке с большим сомнением. Толстой отвергает все таинства, утверждая, что о них ничего не говорится в учении Христа и они служат только для сокрытия истины; отвергает как очевидный абсурд и оскорбление человеческого разума богословскую систему, в которой излагается христианская доктрина, и приходит к убеждению, что истина кроется только в словах Христа. Он верит, что смысл Его учения лежит в правиле: не сопротивляйтесь злу; заповедь не давать клятв он распространяет не только на часто повторяемые слова-паразиты, а на любые клятвы – при даче свидетельских показаний, при произнесении воинской присяги; а наказ любить врагов ваших, благословлять проклинающих вас, по его мнению, запрещает защищать страну от врагов или оказывать сопротивление при нападении. Для Толстого естественно жить согласно своим принципам: если он пришел к заключению, что смысл христианства в любви, смирении, самоотречении и воздаянии добром за зло – значит, он должен отказаться от радостей жизни, трудиться, смирять себя, страдать и быть милосердным.
Соня Толстая, благочестивая прихожанка православной церкви, настаивала, чтобы ее дети получили религиозное воспитание, и, как могла, исполняла в этой области свой долг, наложенный на нее Провидением. Она не обладала глубокой духовностью – у нее было слишком мало для этого времени: так много рожала она детей, вскармливала их грудью, следила за их воспитанием, и еще вела большое хозяйство. Она не понимала и не симпатизировала смене мировоззрения мужа, но относилась к этому терпимо. Однако ее стало раздражать, когда духовные перемены стали отражаться на его поведении, и она открыто это показывала. Теперь Толстой считал, что его долг – как можно меньше прибегать к услугам других: он топил печь, носил воду и сам чинил одежду. Чтобы зарабатывать на хлеб своими руками, он научился у сапожника тачать сапоги. В Ясной Поляне он трудился наравне с крестьянами – пахал, убирал сено и колол дрова; графиня всего этого не одобряла: она считала, что с утра до вечера он занимается вредной физической работой, какую даже у крестьян делают молодые люди.
«Ты, конечно, скажешь, – писала она мужу, – что такая жизнь соответствует твоим убеждениям и что тебе она нравится. Это другое дело, и я могу только сказать: получай удовольствие! Но в то же время меня огорчает, что такой могучий интеллект тратится на колку дров, разжигание самоваров и шитье обуви. Как отдых или смена деятельности – это прекрасно, но не как самостоятельное занятие». И в этом она права. Со стороны Толстого было непростительной глупостью думать, что физический труд благороднее умственного. Даже если он считал, что безнравственно писать романы для праздного чтения богатых людей, трудно поверить, что он не мог найти занятия, где требовалась бы большая сообразительность, чем в сапожном деле, – тем более что обувь у него получалась плохая, и люди, которым он ее дарил, не могли ее носить. Толстой стал одеваться как крестьянин, ходил неряшливый и неопрятный. Рассказывают, что однажды он пришел обедать после того, как грузил навоз, и от него так дурно пахло, что пришлось открыть все окна. Он перестал охотиться, хотя в прошлом был страстным охотником, и стал вегетарианцем, протестуя против убийства животных для еды. Толстой уже давно мало пил, а теперь совсем перестал и в конце концов после продолжительной борьбы бросил курить.
К этому времени подросли дети, и ради их образования, а также потому, что старшей дочери Тане пора было выезжать в свет, графиня настояла, чтобы семья провела зиму в Москве. В Москве Толстого потряс контраст между роскошью богачей и нищетой бедняков. «Я чувствовал, и чувствую, и не перестану чувствовать, – писал он, – что, пока у меня есть избыток пищи, а другие голодают, пока у меня два пальто, а у других ни одного, я участвую в постоянно возобновляемом преступлении». Тщетно говорили ему, что богатые и бедные всегда существовали и всегда будут существовать; он чувствовал, что это неправильно. После посещения ночлежки для бездомных он был так потрясен увиденным, что ему было стыдно идти домой и есть обед из пяти блюд, который подавали лакеи в ливреях, в белых бабочках и белых перчатках. Толстой пробовал раздавать деньги беднякам, обращавшимся за помощью в нужде, но пришел к выводу, что выпрашиваемые деньги приносят больше вред, чем добро. «Деньги – зло, – говорил он. – И дающий деньги творит зло». Отсюда один шаг до убеждения, что собственность безнравственна и обладание ею – тоже.
Для такого человека, как Толстой, следующий шаг очевиден: он решил освободиться от всего, чем владел; но на этом пути его ждал яростный конфликт с женой, у которой не было никакого желания становиться нищей и оставлять детей без копейки. Она грозила подать судебный иск о признании его недееспособным, и после долгих ожесточенных споров Толстой предложил перевести на нее все имущество. Жена отказалась, и тогда он разделил состояние между ней и детьми. Так как подобные споры не раз возобновлялись, он предпринял попытку покинуть дом и жить среди крестьян, но вернулся с пути, понимая, какую боль причинит жене его уход. Он продолжал жить в Ясной Поляне, страдая от окружавшего его умеренного комфорта, однако пользовался им. Разногласия продолжались. Толстой не одобрял традиционное образование, которое графиня давала детям, и не мог ей простить, что она помешала распорядиться собственностью, как ему хотелось.
После духовного переворота Толстой прожил еще тридцать лет, но у меня нет возможности подробно рассказывать об этом периоде. Приходится опустить многое, хотя это не лишено интереса. Толстой становится общественным деятелем и приобретает известность не только как великий русский писатель, но и как всемирно знаменитый романист, педагог и моралист. Люди, стремившиеся жить в соответствии с его взглядами, создавали колонии. Они терпели неудачи, когда пытались применить на практике теорию непротивления злу, и история их злоключений одновременно поучительна и комична.
Из-за подозрительности Толстого, резкости суждений, нетерпимости, нескрываемого убеждения, что несогласие с ним проистекает только из низких мотивов, у него осталось мало друзей, но по мере роста его славы в Ясную Поляну устремились студенты, паломники, приезжавшие поклониться святым местам России, туристы, поклонники и ученики, богатые и бедные, аристократы и обычные люди.
Как я уже говорил, Соня Толстая была ревнивая собственница, она всегда хотела единолично владеть мужем и возмущалась нашествием чужаков. Ее терпение подвергалось жестокому испытанию: «Познакомив людей со своими прекрасными мыслями, – писала она, – и пережив прилив сентиментальных чувств к себе, он продолжал вести прежнюю жизнь – любил вкусно поесть, катался на велосипеде, ездил верхом, испытывал вожделение». В другой раз она написала в дневнике: «Не могу удержаться от жалоб, потому что все эти вещи, которые он осуществляет на практике ради счастья человечества, так усложняют существование, что мне все труднее жить. Из-за его вегетарианства приходится готовить два обеда, что дороже и больше загружает прислугу. Его проповеди любви и добра оборачиваются равнодушием к собственной семье и вторжением в наш домашний круг разного сброда».
