Метрах в ста пятидесяти, склонившись к рулю велосипеда, катит Пьер. Кроме него, на унылой дороге рабочего предместья, вдоль которой высятся недостроенные здания и заводские цеха, никого. Лишь вдали видны рабочие, толкающие тачки и разгружающие грузовики среди дымящихся труб. Пьер приближается к месту, где затаился Люсьен. Лицо Люсьена становится все более напряженным; оглядываясь, как затравленный зверь, он непроизвольно дергается и медленно вынимает руку из кармана. В ней зажат револьвер.
Спальня Евы
– Я поправлюсь… Андре, я поправлюсь… чтобы спасти ее… Я хочу выздороветь… – В голосе Евы гаснут угрожающие ноты.
Ее рука скользит по столику, пытается уцепиться за что-то и наконец бессильно падает, увлекая за собой стакан и графин.
Почувствовав слабость, она пытается опереться на столик, но валится на пол под звон бьющегося стекла…
Бледный, но по-прежнему бесстрастный Андре смотрит на тело жены, распростертое на полу.
Дорога в предместье
Раздаются два револьверных выстрела.
Пьер катится по инерции на вихляющем велосипеде еще несколько метров и замертво падает на дорогу.
Спальня Евы
Люсетта вихрем влетает в спальню. Увидев на полу тело сестры, она кричит.
Дорога в предместье
Труп Пьера лежит посреди дороги рядом с велосипедом, переднее колесо которого продолжает вращаться.
Люсьен, отчаянно крутя педалями, удирает на своем велосипеде.
Рабочие вдалеке приостанавливают работу. Они слышат выстрелы и поднимают головы, пытаясь понять, что происходит. Один из них отваживается подойти поближе.
У тела Пьера тормозит грузовик. Водитель и двое рабочих спрыгивают на дорогу. Трудяги с окрестных заводов также сходятся к месту происшествия. Вскоре вокруг тела собирается небольшая толпа. Многие узнают Пьера, со всех сторон слышится:
– Это Дюмен!
– Что с ним?
– Это Дюмен!
– Они прикончили Дюмена!
Среди всеобщего смятения никто не обращает внимания на сперва отдаленный, а затем все более близкий грохот солдатских сапог по мостовой. Как вдруг совсем рядом грянуло строевое пение.
– Кто это? – вопрошает рабочий сурового вида.
И тут с одной из улиц на дорогу заворачивает колонна военных. Рабочие один за другим выпрямляются и поворачиваются к ней лицом. Глаза их гневно сверкают.
– Сволочи! – слышится из толпы.
Взвод продолжает маршировать под бравое пение, командир тревожно всматривается в толпу рабочих. Те с угрожающим видом перегораживают дорогу. Несколько человек собирают булыжники и куски железа на обочине.
Еще несколько шагов, и командир взвода отдает предупредительный приказ, после чего командует:
– Стой!
Тело Пьера по-прежнему лежит на земле, но другой Пьер медленно встает на ноги… Он словно очнулся ото сна, машинально отряхивает рукав и поворачивается спиной к происходящему. Трое рабочих стоят к нему лицом, но не видят его.
– Эй, Пауло, что происходит? – обращается Пьер к одному из них.
Тот даже не обращает на него внимания и, протягивая руку к соседу, просит:
– Дай-ка мне.
Рабочий передает Пауло кирпич.
– Разойтись! – слышится грубый голос командира жандармов.
Никто из работяг не реагирует.
– В воздухе пахнет дракой… – окинув взглядом два неприятельских лагеря, шепчет Пьер.
После чего невидимкой проходит между рабочими и неспешно удаляется… По пути ему попадаются люди, вооруженные лопатами и железными прутьями; все они проходят, не замечая его. Пьер недоуменно взирает на них, пока, наконец, пожав плечами и отказываясь что-либо понимать, не уходит окончательно, как раз в тот момент, когда за его спиной слышится властное:
– Назад! Приказываю разойтись!
Спальня Евы и гостиная
Андре и Люсетта подняли Еву и положили на постель.
Пока Андре накрывает ее меховым покрывалом, Люсетта, не в силах больше сдерживаться, припадает к безжизненной руке сестры и разражается рыданиями.
В эту минуту Ева дотрагивается до волос сестры, но та не обращает на это никакого внимания. Ева встает и смотрит на Люсетту…
Ее лицо выражает сострадание, не лишенное удивления, вызванного столь искренним проявлением горя… Она слегка пожимает плечами и удаляется в гостиную.
Пока Люсетта рыдает над телом сестры, Ева, по-прежнему в домашнем платье, из гостиной направляется в прихожую. Там она сталкивается с Розой, своей горничной, которая, по всей вероятности встревоженная шумом, пришла посмотреть, что происходит. Ева останавливается и наблюдает за ней.
– Роза, – зовет она.
Но та, потрясенная увиденным, убегает в подсобное помещение.
– Эй, Роза, куда это вы? – пытается она остановить ее, дивясь, что горничная, выйдя из гостиной, не отвечает, и вообще, как будто не видит и не слышит ее.
И вдруг кто-то, сначала тихо, а потом все настойчивее начинает повторять одно и то же слово:
– Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…
Ева возвращается в гостиную, пересекает ее и попадает в длинный коридор. Там она останавливается перед широким зеркалом, но видит в нем почему-то лишь противоположную стену и понимает, что не отражается в стекле. Пораженная, она делает шаг вперед. Ее нет…
Появляется Роза и быстро направляется к зеркалу. Она уже без белого передника, а в руках у нее сумка и шляпа.
Не видя Еву, она встает между хозяйкой и зеркалом и надевает шляпу.
Ева изумленно отходит в сторону, глядя поочередно то на Розу, то на ее отражение…
Горничная поправляет шляпу, хватает сумочку, которую положила на столик, и поспешно выходит. Ева остается одна, невидимая в зеркале…
Снова слышится медленный голос:
– Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…
Ева равнодушно пожимает плечами и выходит из квартиры.
Улица
Пьер идет по тротуару оживленной улицы.
Его сопровождает голос, становящийся все громче, которому вторят другие голоса, чеканно скандирующие:
– Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…
Пьер идет вперед… Однако между замедленностью его движений и поспешной деловитостью прохожих существует разительный контраст. Такое впечатление, что Пьер движется бесшумно, словно во сне.
Никто его не замечает. Никто его попросту не видит.
Вот встречаются двое знакомых, один протягивает руку другому. Пьер, думая, что этот жест адресован ему, также протягивает руку, но прохожие, не обращая на него внимания, отходят в сторонку, чтобы поболтать. Пьеру не остается ничего иного, как обойти их и двинуться дальше.
