– Да, мадам, но я… – удивленно бормочет Пьер.
Чиновница степенно переворачивает страницы книги.
– Да, да, ди, ди, до, дю… Дюмен, вот и вы… Год рождения тысяча девятьсот двенадцатый?
Пьер несказанно изумлен; кот пользуется его замешательством и карабкается ему на плечо.
– Да, июнь тысяча девятьсот двенадцатого…
– Работали помощником мастера на литейном заводе в Ансвере?
– Да.
– И были убиты сегодня утром в десять часов тридцать пять минут?
Услышав этот вопрос, Пьер, покачнувшись, хватается обеими руками за край стола и потрясенно взирает на пожилую даму. Кот спрыгивает на книгу.
– Убит? – недоверчиво переспрашивает Пьер.
Дама любезно кивает. Пьер резко откидывается назад и принимается хохотать.
– Так вот как… Вот как… Да… Я умер. – Его хохот прерывается так же внезапно, как начался, и он весело осведомляется: – И кто же меня убил?
– Секундочку… – Дама прогоняет лорнеткой кота, снова разлегшегося на книге. – Ну же, Регулус, ты уселся на имя убийцы. – И, разобрав написанное, сообщает Пьеру: – Вот, нашла: вы были убиты Люсьеном Держё.
– Ах, подлец! – только и произносит Пьер. – Смотри-ка, не промахнулся.
– В добрый час, – с улыбкой говорит чиновница. – Вы правильно относитесь к случившемуся. Хотелось бы и обо всех других, приходящих сюда, сказать то же самое.
– Им что, не по нраву быть мертвыми?
– Да, есть такие мрачные личности…
– Понимаете, у меня никого не осталось, потому я и спокоен, – поясняет Пьер и принимается возбужденно расхаживать по комнате. – И потом, главное – завершить то, что тебе было предназначено сделать, – рассуждает он, обернувшись на пожилую даму, скептически наблюдающую за ним через лорнетку. – Вы так не думаете?
– Я, знаете ли, просто служащая… – Перевернув книгу, она подвигает ее Пьеру: – Прошу вас расписаться…
Пьер несколько секунд находится в замешательстве, но потом возвращается к столу, берет перьевую ручку и ставит подпись.
– Ну, теперь уж вы точно умерли, так сказать, по всем статьям, – объявляет пожилая дама.
Пьер выпрямляется, ему слегка не по себе. Он кладет ручку на стол, гладит кота и интересуется:
– А куда я должен идти?
– Да куда хотите, – пожимает плечами пожилая дама, но когда он собирается выйти через ту дверь, в которую вошел, указывает на другую, сбоку: – Нет, туда…
Пока он закрывает дверь, пожилая дама поправляет лорнетку, сверяется с книгой записей гражданского состояния и дергает за невидимый шнурок. Слышится отдаленное дребезжание колокольчика, приглашающего следующего посетителя.
Тупик
Пьер открывает низкую дверь, выходит, оглядывает грязное и ветхое строение, в котором расположена контора, и делает несколько несмелых шагов, держа руки в карманах. Он явно не до конца осознает, что с ним произошло.
Метрах в двадцати тупик выходит на широкий проспект, на котором царит оживление, проносятся машины, снуют пешеходы. А здесь всего лишь несколько озабоченно спешащих человек; однако кроме них есть еще с десяток мертвых – они сидят, стоят, прислонившись к стенам домов, или беззаботно прогуливаются, разглядывая витрины.
Два или три умерших из отдаленных эпох, одетых по моде своего времени, оборачиваются на Пьера и негромко обсуждают его между собой.
Тупик и площадь
Пьер медленно идет вперед, но вдруг слышит за спиной:
– Месье, добро пожаловать к нам. – Судя по голосу, слова произнесены человеком явно немолодым.
Пьер оборачивается и видит группу людей в костюмах различных эпох: тут и бравые мушкетеры, и томные романтики, и его современники, и среди них старик в треуголке, одетый по моде XVIII столетия. Видно, что он благородных кровей.
– Вы новенький? – любезно интересуется он.
– Да… А вы?
– Я был повешен в тысяча семьсот семьдесят восьмом году, – улыбаясь и указывая на свой костюм, отвечает старик. Пьер сочувственно склоняет голову перед прискорбным фактом. – Это произошло в результате судебной ошибки… впрочем, какая теперь разница… Намерены ли вы заняться чем-то определенным? – Поскольку вопрос застает Пьера врасплох, тот самодовольно поясняет: – Ну… например, удостовериться, как принимает вашу смерть супруга – оплакивает вас или наставляет рога, взглянуть, бодрствуют ли ваши дети над вашими останками, по какому разряду вас собираются похоронить…
– Нет, нет. Все будет замечательно и так, – прерывает его Пьер.
– Слава богу. Не желаете ли взять меня в провожатые?
– Вы очень любезны… – шепчет Пьер.
– Ну, что вы, сделайте одолжение, – доброжелательно говорит старик, увлекая его за собой. – У нас заведено дожидаться новеньких и вводить их в курс дела. Да и для нас самих какое-никакое развлечение.
Дойдя до того места, где тупик выходит на проспект, они останавливаются. Пьер с интересом разглядывает происходящее вокруг. Он снова засунул руки в карманы.
Пестрая толпа кружит по площади, живые и мертвые вперемешку.
Мертвые одеты в костюмы всевозможных эпох, слегка потертые и линялые.
В отличие от живых, куда-то поголовно спешащих, мертвые просто слоняются с чуть пристыженным и невеселым видом. Большинство, впрочем, сидят или стоят, вжавшись в стену, перед витринами, в проемах дверей.
– Надо же, как много народу! – поражается Пьер.
– Не больше, чем всегда, – отзывается его провожатый. – Просто теперь, пройдя регистрацию, вы видите еще и мертвых.
– А как их отличать от живых?
– Очень просто: живые всегда спешат. – В это время мимо них быстрым шагом проходит человек с портфелем под мышкой. – Вот этот, к примеру… Этот точно живой.
Тот, о ком шла речь, прошел так близко от них, что, будь он мертвым, наверняка услышал бы их разговор.
Пьер провожает его взглядом. Он учится отличать живых от мертвых, и это доставляет ему некоторое удовольствие. Они обгоняют накрашенную женщину в короткой юбке, которая идет медленнее, чем они. Пьер разглядывает ее, пытаясь понять, к какому разряду – мертвых или живых – ее отнести. Женщина явно его не видит. Пьер бросает на своего спутника вопросительный взгляд, делая легкий жест в сторону прохожей.
– Живая! Живая! – трясет головой старик.
Пьер разочарованно разводит руками, а женщина тем временем подходит к спешащему мужчине.
– Не переживайте, вы быстро освоитесь, – говорит старик, подметивший разочарование Пьера.
Они продолжают идти вперед, но вскоре останавливаются, поскольку навстречу им движется небольшая толпа.
Во главе ее выступает тщедушный человечек дегенеративного вида. За ним следует его благородное потомство по мужской линии, начиная со Средних веков, все как на подбор осанистые и рослые молодцы.
