Пьер не отвечает.
Мертвые, выйдя из оцепенения, в котором до того пребывали, увлеченно следят за ходом беседы. Кое-кто из них уже сообразил, в чем дело, и теперь с понимающими улыбками переводит взгляд с Пьера на Правителя.
– Не все еще потеряно, ваше превосходительство, – бормочет Ландриё.
– Надеюсь, Ландриё, это в ваших интересах. Если завтра Лига не предпримет действий, вы ответите за излишнее рвение своего агента… Свободны!
После некоторого колебания начальник полиции, не смея добавить ни слова, кланяется и идет к выходу.
– Три года усилий. Неслыханный бюджет, – вне себя от злобы бурчит Правитель.
При виде лица Пьера в эту минуту мертвецы принимаются хохотать.
– Вам это будет стоить места, Ландриё! – летит вдогонку начальнику полиции.
Тот, стоя на пороге, оборачивается и еще раз кланяется.
– Вам смешно? – спрашивает Пьер у хохочущей публики, окружившей его. – Все погибнут.
– Вы становитесь пессимистом! – иронизирует военный.
– Вы мне отвратительны! – кричит Пьер и, воспользовавшись тем, что за Ландриё еще не закрылась дверь, быстро проскальзывает в нее.
Старик успевает протиснуться вслед за ним.
Улица заговорщиков
Молодой рабочий подбегает к дому, где состоялось тайное собрание под руководством Пьера Дюмена, во время которого были обговорены последние детали восстания, и, перед тем, как войти, озирается.
Лестничная клетка дома на улице заговорщиков
Молодой рабочий останавливается перед дверью квартиры на грязной лестничной площадке.
За его спиной Пьер со своим пожилым спутником. Они ждут.
– Эй, ребята! Кажется, они убили Дюмена! – в сильном возбуждении стучит в дверь молодой человек.
Слышатся поспешные шаги, и дверь распахивается.
– Что ты сказал? – спрашивает Диксон.
– Похоже, они убили Дюмена… – повторяет молодой человек.
Из глубины квартиры доносится голос Ланглуа:
– Ты уверен?
– Мне сказал об этом Пауло.
Пьер поочередно смотрит на своих товарищей.
– Подлецы! – бросает Диксон. – Отправляйся за новостями. Когда что-нибудь разузнаешь, сразу ко мне.
– Ладно, – соглашается молодой человек и стремглав летит вниз по лестнице.
Комната в доме на улице заговорщиков
Диксон в сердцах толкает дверь – та закрывается, но не плотно – и возвращается к товарищам. Все молчат.
Пьер заглядывает через щель в комнату. Его лицо серьезно, он внимательно слушает.
Наконец Ланглуа нарушает гнетущую тишину:
– Если Дюмен умер, мы все равно завтра выступим?
– Без всяких сомнений, – отвечает Диксон. – Они еще и за это заплатят… Верно, ребята?
– Верно, – отзываются Пулен и Ренодель.
– Идет, – подводит итог Диксон, – а теперь за работу. Нельзя терять ни минуты…
Пьеру удается лишь заглядывать в дверь, он пытается открыть ее, упирается плечом, но она не поддается.
Диксон обращается к Пулену, который еще не успел сесть за стол:
– Впусти немного воздуха, такая духотища.
Пулен идет к окну, открывает его, и из-за сквозняка дверь захлопывается…
Лестничная клетка дома на улице заговорщиков
Пьер дергает закрытую входную дверь. Колотит по ней кулаками, кричит:
– Это западня, ребята! Ничего не предпринимайте. Это западня.
Но вместо ответа слышно, как с той стороны подходят к двери и запирают ее на ключ.
Пьер смотрит на старика, который пытается его успокоить. Пьер осознает тщетность своих усилий, и ему впервые становится по-настоящему больно.
– Завтра они все будут либо убиты, либо задержаны. По моей вине, – с отчаянием произносит он, отвернувшись.
Старик отвечает неопределенным жестом.
Пьер яростно лупит по перилам, но удары его не слышны.
– Ну, конечно, всем на все здесь наплевать. Но только не мне! Слышите?! Не мне!
У Шарлье
В комнате с полузакрытыми ставнями на постели лежит тело Евы.
Люсетта стоит на коленях перед кроватью, сжимает руку сестры и плачет, приникнув к ней щекой.
За ее спиной неподвижно застыл Андре.
Другая Ева стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и строгим взором наблюдает за происходящим.
Люсетта поднимает голову, покрывает руку сестры горячими поцелуями.
– Ева, дорогая моя, Ева… – с отчаянием причитает она.
Андре склоняется над Люсеттой, бережно берет ее за плечи и заставляет встать.
– Пойдем, Люсетта, пойдем…
Девушка дает себя уговорить.
Андре уводит ее, бережно держа за талию.
Она кладет голову на его плечо.
Он подводит ее к дивану и усаживает.
Ева медленно следует за ними, не сводя обеспокоенного взгляда. Встав за диваном, она ждет, что будет дальше…
Как вдруг раздается:
– Здравствуйте!
Ева резко оборачивается. Ее лицо светлеет.
– Папа!.. – взволнованно шепчет она.
Отец Евы, приветливый и улыбающийся, заглядывает в приоткрытую дверь гостиной и, протиснувшись в узкую щель, направляется к Еве:
– Я узнал, что ты теперь среди нас. Добро пожаловать!
Это бодрый старик с изысканными манерами, и одет он с иголочки: гетры, гвоздика в петлице. Он олицетворяет собой законченный тип неисправимого повесы и клубного завсегдатая.
Он подходит к Еве, та взволнованно бросается в его объятья.
– Отец, как я счастлива! Сколько лет…
Отец целует ее в лоб, едва коснувшись губами, и легонько отстраняет. Ева, чуть отодвинувшись, не выпускает его рук из своих и смотрит с большой любовью. Затем, вспомнив о сестре, говорит:
– Папа… Наша маленькая Люсетта… Ты должен знать, что здесь происходит.
У отца смущенный и даже слегка недовольный вид. Он не хочет смотреть, куда указывает Ева.
– Ты действительно думаешь, что это необходимо? У меня очень мало времени, деточка.
Ева заставляет его повернуться лицом к дивану.
– Смотри.
Голова Люсетты по-прежнему лежит на плече Андре, она тихонько плачет. Обняв за плечи, Андре прижимает ее к себе.
Отец смотрит, но видно, что он смущен и не хотел бы присутствовать при этой сцене…
– Видишь? – спрашивает Ева.
