Практические навыки Вульфа и его личные связи со временем привели к тому, что он стал поставщиком новых образцов минералов для английских минералогов, хотя известно, что ряд минералогических описаний был сделан непосредственно Вульфом. Вульф мастерил стеклянную посуду для Джозефа Пристли и учил его работать с газами. Вульф готовил реактивы для Джозефа Бэнкса, отправлявшегося исследовать южные моря с экспедицией Капитана Кука — с точки зрения положения в обществе Вульфа вполне можно было считать успешным учёным своего времени.
Однако история сохранила имя Вульфа только в бутылке его имени. Как учёный Вульф исповедовал в работе странноватые и устаревшие подходы. Если к лично приклеенным Вульфом к каждому химическому прибору в своей лаборатории рукописным текстам молитв можно было бы отнестись с пониманием, то химические воззрения, которых придерживался Вульф, были весьма архаичны даже для его времени, и он не менял их даже под влиянием новых открытий. Вульфа не впечатлила кислородная теория горения Лавуазье, до конца дней он оставался активным сторонником флогистонной теории. Не исключено, что Вульф верил не только в флогистон, но и в возможность трансмутации металлов в золото (некоторые из его экспериментов со ртутью и серой слишком похожи на попытки получения философского камня).
Известно, что в год, когда Королевское общество приняло Вульфа в свои ряды, он уже был членом занимавшейся оккультными практиками масонской ложи «Лондонское универсальное общество постижения Новой Иерусалимской церкви», которое, действуя на грани дозволенного, привлекало радикально и эксцентрично настроенных священников, художников и учёных, и общий настрой членов этой ложи как нельзя кстати соответствовал эксцентричному поведению Вульфа. Он запросто мог пригласить друзей позавтракать у него в 4 утра, но открывал дверь только тому, что стучал в дверь секретным стуком. Те, кто все же попадали на это «чаепитие жаворонков», потом удивлялись, что завтракать (в частном доме, в Лондоне, в 18-м веке) приходилось в лаборатории, где в беспорядке стояли жаровни, химикаты, стопки бумаг, различные ящики, коробки и мешочки. Упоминается, что однажды, зайдя в домашнюю лабораторию, Вульф снял шляпу и больше не смог её найти — затерялась где-то среди всего «рабочего порядка». Умер Вульф в возрасте 76 лет, подхватив простуду, которую, как он думал, можно вылечить, прокатившись в карете от Лондона до Эдинбурга и обратно (современные атласы говорят, что сейчас для этого путешествия по автомобильным дорогам Британии придется ехать без малого 600 километров только в одну сторону). Столь нетривиальный подход к самолечению стал последней эксцентричной выходкой Вульфа в жизни.
Сейчас, конечно, никто из моих коллег не рискует потерять головной убор, сняв его в лаборатории, однако ирония в том, что современные стандарты рабочего места химика продиктованы тем же, чем руководствовался Вульф — техникой безопасности.
1777. Фигуры Лихтерберга
Какое лабораторное оборудование можно считать наиболее важным в наши дни? Оптимисты найдут вспоминать различного рода спектрометры, которые им хотелось бы завести в лаборатории, чтобы ускорить научную работу, пессимисты — вспоминать, какой стеклянный прибор они разбили на прошлой неделе, после чего работа остановилась совсем.
Реалисты же, к которым я имею привычку относить себя, сразу же вспомнят устройство, с которым мы прошли не одну аккредитацию, составили немало заявок на получение грантов и чуть меньшее число отчётов по полученным грантам, благодаря которым и удается оплатить работу спектроскопистов, пополнить количество бьющихся лабораторных стекляшек и организовать работу.
Надеюсь, читатели поняли: самым важным лабораторным оборудованием дня сегодняшнего по праву можно считать компьютер — оборудование, на котором работают даже те мои коллеги, которые давно уже не анализируют «сырые» спектры и тем более не стоят у вытяжного шкафа, собирая приборы из стеклянной посуды.
Говоря точнее, самым важным оборудованием можно считать даже не компьютер, а лабораторный принтер, поскольку электронный документ в наши дни можно составить или выправить даже с помощью телефона (хоть это и неудобно, но возможно — бывало, мне приходилось сидеть в поезде и срочно править на телефоне электронные таблицы, а потом отсылать их своему руководству), а вот чтобы распечатать его в обязательных двух или трех экземплярах, без принтера не обойтись. Самым распространённым типом принтера сейчас является принтер лазерный, мы редко задумываемся о том, как и когда были разработаны принципы лазерной печати, а между тем фигуры Лихтенберга — физические явления, которые легли в основу этих принципов, — впервые удалось наблюдать ещё в XVIII веке.
Георг Кристоф Лихтенберг родился в 1742 году в городке Обер-Рамштадт неподалёку от Дармштадта в семье священника. Возможно, Лихтерберг мог бы пройти кастинг на роль Ричарда III в одноименной трагедии Шекспира, но только после достижения определённого возраста, а так горбатый и непропорционально сложенный мальчик чувствовал себя изгоем и страдал от одиночества, несмотря на то, что у него было пятнадцать братьев и сестёр. Как это нередко бывает у сильных духом людей, Лихтенберг компенсировал свои физические недостатки, развивая интеллект. В 1763 году он отправился преподавать физику в Университет Геттингена, а через шесть лет уже получил должность экстраординарного профессора, хотя и не только за учёные заслуги — администрация надеялась, что умение Лихтенберга общаться и его знание языков благотворно скажется на репутации университета.
В 1770 и 1774 годах Лихтенберг два раза посещал Британию, эти поездки оба раза производили на него большое впечатление, в итоге сделав из него увлечённого англофила. В Британии он встречался со своим тёзкой — королём Георгом III (представителем Ганноверской династии, зародившейся на землях, близких к месту рождения самого Лихтенберга), и, что более важно, с Джеймсом Ваттом и Джозефом Пристли, которые повлияли на его научные взгляды. В Британии Лихтенберг также водил знакомство и с литераторами, например, Джонатаном Свифтом, под влиянием которых решил писать не только научные трактаты, но и афоризмы (временами на грани приличия своего времени), литературную сторону и образность которых высоко оценивали Эммануил Кант и Вольфганг фон Гёте. Лихтенберга можно считать первым блогером своего времени (правда, пишущим «под замок»): он заносил в свои записные книжки каждую мелочь — что-то, что бросилось в глаза, впечатления от прочитанных книг, планы экспериментов, равно как и то, удалось ли или нет реализовать планы. Лихтенберг умел и работать, и веселиться, и был неплохим компаньоном: как-то раз после бурной пирушки, в которой также принимал участие Алессандро Вольта, Лихтенберг заметил, что Вольту можно назвать экспертом по электризации девушек (думаю, что же было на этой пирушке, лучше предоставить воображению). Лекции Лихтенберга по физике привлекали даже тех студентов, у которых физика не входила в учебный план — скорее всего Лихтенберг был первым лектором в Германии (а может и во всём мире), дополнявшим лекции по электричеству демонстрационными экспериментами. Временами послушать и посмотреть его лекции приходили не только студенты, известно, что среди слушателей Лихтенберга был математик Карл Гаусс. Лихтенберг написал учебник по естествознанию, который оставался образцовым учебным пособием несколько десятилетий. Именно за этот труд Петербургская академия наук приняла Лихтенберга в иностранные почётные члены.
