Значение открытия Гриньяра было оценено — многие химики сразу начали пользоваться разработанным им процессом. За пять лет после опубликования работ Гриньяра к 1907 году ссылки на них можно было обнаружить в пяти сотнях научных работ, что и сейчас является замечательным показателем цитируемости, а по тем временам — так это вообще было колоссально. Французская Академия наук наградила Гриньяра моделью Бертло, его карьера резко пошла вверх, и в 1910 году, поработав профессором в университетах Безансона и Лиона, Гриньяр принял предложение возглавить кафедру органической химии в Университете Нанси. В 1910 году Гриньяр женился на Августине Мари Булан, в 1911 году у них родился первенец, который впоследствии тоже стал химиком. Десятилетие после своего открытия Гриньяр посвятил изучению синтетического потенциала магнийорганических соединений, устанавливая, каким образом они реагируют с известными в то время органическими соединениями, и получая новые продукты. Также Гриньяру были интересны соединения терпенового ряда, часть которых он синтезировал (некоторые — с Барбье).
В 1912 году Гриньяр разделил Нобелевскую премию по химии со своим соотечественником Полем Сабатье, который первым разработал методы применения никелевых и платиновых катализаторов для гидрирования (присоединения водорода) органических молекул. Многие (включая самого Гриньяра) полагали, что логичнее и честнее было бы в один год наградить Гриньяра и Барбье, а в другой — Сабатье и его соавтора Жан-Батиста Сендерена. Тем не менее, решение Нобелевского комитета можно оспаривать только кулуарно, но не официально, и Гриньяр с Сабатье получили Премию «…за существенное развитие органической химии…». Произнося Нобелевскую лекцию, Гриньяр упомянул Барбье, указав, что он находится в вечном долгу у «своего шефа».
В своей лекции Гриньяр подробно расписал путь, который привёл его к открытию и рассказал о возможностях, которые появились в органической химии благодаря магнийорганическим соединениям. В заключении он указал, что еще многое предстоит выяснить, закончив лекцию вопросом: «Можно ли исключать, что магний со своей экстраординарной способностью адаптироваться ко многим молекулам способен играть важную роль в синтезе органических веществ, которые синтезируются в природных объектах?». Фактически, он прокомментировал свежие открытия Ричарда Вильштеера, обнаружившего, что магний входит в состав хлорофилла, отвечающего за фотосинтез, отметив следующее: «…вполне возможно, что поглощение углекислого газа хлорофиллом может протекать также, как идет взаимодействие углекислого газа с органилмагнийгалогенидом, хотя окружение хлорофилла в листе отличается от диэтилового эфира, то, как приспосабливается магний к изменению окружающей среды — задача будущих исследований!»
К сожалению, будущие исследования Гриньяра, Вильштеера, как и обычные дела миллионов жителей Европы прервались в августе 1914 года с началом Великой войны и всеобщей мобилизации. После нескольких месяцев службы в пехоте в чине капрала Нобелевский лауреат Гриньяр был переведён в исследовательский отдел Министерства обороны, его первым заданием была разработка промышленного метода производства взрывчатых веществ. Предвоенных запасов тринитротолуола, которыми обладала Французская Республика, не хватало для производства тринитротолуола (тротила), который требовался военным все в больших и больших количествах. Гриньяру удалось решить проблему и предложить способ производства, благодаря которому французская армия перестала испытывать нужду в боеприпасах. Когда в 1915 году на Западном фронте Германия впервые применила боевые отравляющие вещества, навыки Гриньяра оказались востребованы и там. Первоначально Гриньяр с коллегами установили, какими же конкретно газами воспользовалась кайзеровская армия, и разработали антидоты от химического оружия. Ну а затем — a la guerre com a la guerre — Гриньяр начал разработку методов производства французских удушливых газов для нанесения ответного удара.
После вступления в Первую мировую войну США Гриньяр направился через Атлантику к американским союзникам в составе дипломатической делегации. К Компьенскому перемирию и прекращению боевых действий в 1918 году Гриньяр уже стал одним из главных научных консультантов французской армии. Этот вид деятельности его не привлекал, и в 1919 году он бросил государственную службу и возобновил научную работу и преподавание, вернувшись в Лион на кафедру к своему «шефу» Барбье, которого вскоре он заменил на должности заведующего кафедрой. Несмотря на необходимость административной работы, Гриньяр продолжил вести научные исследования, многие из которых он просто не успел довести до конца. В 1935 году Гриньяр умер, но многие его идеи стали развивать ученики, и последняя работа, в которой Гриньяр числился почетным соавтором, была издана в 1953 году.
С момента открытия реакции и реактива Гриньяра прошло более ста лет, и всё это время открытие Гриньяра остаётся важным инструментом органического синтеза, хотя некоторые подходы со временем, конечно, были модифицированы. Так, например, из-за огнеопасности диэтилового эфира, из-за его низкой температуры кипения вместо него по возможности стараются применять циклический эфир — тетрагидрофуран (CH2)4O. Применение этого растворителя позволяет, как понизить вероятность случайного возгорания реакционной смеси, так и проводить реакции при более высоких температурах — для получения некоторых видов реактива Гриньяра температуры кипения эфира (34.5 °C) не хватает. Реактив Гриньяра и реакция Гриньяра тот случай, когда работа, когда-то начинавшаяся как исключительно теоретическая, стала незаменимой для практики и, тем самым, оказывает огромное влияние на общество. Маленький пример: с помощью реактива Гриньяра в промышленности получают разработанный в 1960-х годах противораковый препарат «Тамоксифен», который, по некоторым оценкам ВОЗ, к нашему времени спас жизни 500000 людей. Какой же вывод напрашивается из истории с открытиями Гриньяра? Наверное, такой, что учебным и исследовательским заведениям не стоит бросать все свои силы и энергию на столь популярную ныне «инноватику» — проекты, результаты которых должны приносить практическую пользу через год-два. В истории химии и других наук было немало случаев, когда фундаментальное открытие становилось практическим приложением через несколько десятков лет.
Касательно Гриньяра — скорее всего, если бы он смог увидеть, где применяется его открытие сейчас, через столетие после награждения Нобелевской премией, он был бы доволен.
