— Это шербет, — сообщила я, — страшная сладкая гадость, даже в детстве мне не нравилась!
— А мне нравится, — почему-то обиделась Лейя. Мы взглянули на стол другими глазами.
— А ведь так и травануться можно, — высказал умную мысль Аэрон. А рассудительный, как преподаватель, Велий предложил:
— Давайте скажем, кто что знает.
Я присоединилась:
— На щелбаны, кто больше назовет.
— Чур, я первая! — взвизгнула Лейя и ткнула пальцем в ягоду: — Вишня! Вишня!
Алия завопила:
— Ананас!
Аэрон, гордо расправив плечи, провозгласил:
— Шампанское!
Велий хмыкнул, попросил разрешения назвать все вина разом, стал засовывать свой нос во все емкости и объявлять:
— Это красное виноградное, белое полусухое, сидр яблочный…
— И нас называют пьяницами?! Да я и половины не знаю! Зато наставник… — Я ткнула пальцем в вазу: — Яблоко.
И понеслось. Знакомые всем продукты закончились очень быстро, теперь приходилось еще и доказывать, что ты действительно знаешь то, во что тычешь пальцем.
Аэрон внес предложение повысить ставки. Выигравший получал по одному желанию от каждого. И все согласились. Я так и видела в коварно прищуренных глазках их нехитрые мыслишки. Каждый мнил, что знает больше всех, и я в том числе. «Уж я-то с папаней на пирах сиживала», — бодрила себя дочь лаквиллского воеводы. «Да мы на дипломатических приемах такое кушали, чего вы и в глаза не видели!» — говорил про себя Аэрон. «Дети, — покровительственно улыбался Велий. — Да я в таких местах бывал, что вам и не снилось, а уж что кушал, и в страшном сне не приснится». «Шиш вам», — думала я. А Лейя не думала ни о чем, но ей очень хотелось получить от каждого по желанию. Мы начали.
— Лобстер! — объявила Лейя, приподнимая что-то огромное с членистыми ножками. — Вкус у него, как… у лобстера.
Все захохотали и предложили отведать ей самой. Мавка расковыряла членистоногому клешню, отщипнула кусочек мяса, спросила:
— Хотите?
Хотели все, кроме меня. Велий подлил Аэрону вина и солидно так произнес:
— Его едят с белым вином.
И они за считанные минуты умяли бедного рака-переростка.
— Прям волки какие-то, — сказала Алия и объявила: — Оранжа!
Деловито очистив шкурку, она разломала фрукт на дольки. Я съела одну и поморщилась:
— Кисловат.
— Помидор. — Аэрон катал по столу что-то красное, похожее на мягкое печеное яблоко. — Его нужно есть с солью, а еще лучше давить сок, от похмелья хорошо помогает. — Он нам подмигнул.
— А можно я назову все соусы, — опять выпендрился Велий и принялся тыкать в судочки.
— А я сварю вам кофе! — обрадовала я присутствующих, ухватила турку и направилась к печке.
Компания с интересом следила за моими действиями. Когда чудесный запах поплыл по комнате, Аэрон и Алия задергали носами, но первой пить заставили меня. Я вылила коричневую жидкость в кружку, добавила молоко и сахар, с удовольствием отхлебнула… К сожалению, только этот глоток мне и достался, кружку тут же вырвали из рук, и напиток исчез.
Аэрон предложил повысить ставки — по очереди угадывать то, что играющий берет в руки. Проигравшие поют песни.
— А то что-то у нас тут скучно, — пояснил захмелевший вампир.
— Щас я вас развеселю! — пообещала Лейя и взяла со стола какую-то странную круглую штуку. — Ну, — она обвела нас ехидным взглядом, — какую песенку петь будем?
Пришлось петь песенку про тоскующую русалку. Мавка расчувствовалась и разрешила нам отпробовать икры морского ежа. Дрянь страшная.
— И зачем это люди едят? — озадачилась я. Лейя закатила глаза и в двух словах объяснила, что это похлеще любовного зелья и за последствия она не отвечает. А когда мы кинулись на нее с кулаками, глубокомысленно заметила:
— Ух, как вы взбодрились!
Я посмотрела на парней, они покраснели, и Аэрон не выдержал, заорал:
— А ну хватит таращиться!
Алия нервно схватилась двумя руками за зеленый шар. Мы уставились на него, не узнавая. Лаквиллка пыхтела, сопела, и мы, поняв, что, если не споем, она раскричится, запели песню про волчью жизнь. После этой песни расстроенный Аэрон убито поинтересовался:
— Ну и что это?
— Сама не знаю, — ответила Алия, тараща глаза. На мгновение мы просто онемели от такой наглости, а потом я закричала:
— Это орех! Такие штуки висели на тех смешных деревьях, когда мы с Сивкой-Буркой к черным голым мужикам ездили! Ну еще до гарема и Лысой горы! — Над столом повисло молчание, Аэрон и Велий буравили меня взглядом, я сообразила, что ляпнула лишнее. И тут под нашими окнами грянул слаженный хор демонов:
Сладкогласный соловей,
С нашей песней песню слей!
Баю, баю, баю-бай!
Козни, чары вражьих ков,
Не смущайте светлых снов.
Спи, царица, отдыхай.
Доброй ночи, баю-бай!
Велий вскочил, тыча пальцем в окно, и тут под дверью козлетоном заверещал Анжело:
Вы не смейте делать худо,
Долгоножки-пауки!
Все улитки, прочь отсюда!
Сгиньте, черные жуки!
и вновь под окошком грянуло:
Сладкогласный соловей,
С нашей песней песню слей!
Лейя, разевая рот, как рыба, съехала под стол, Алия выронила свой зеленый фрукт, и тот со стуком покатился по полу. Аэрон завистливо втянул слюну и сделал ручкой в окошко, а Велий возмутился:
— Безобразие! Они нам всем должны, а поют только ей! — Он почему-то ни на миг не усомнился в том, что царица — это я. Я оттерла Велия и Аэрона от окна и, махнув платочком демонам, выказала им свое благорасположение. Демоны начали раскланиваться и кривляться, а летавицы стали долбить нам в стену с криками:
— Опять Вереины мужики нам спать не дают!
— Да когда же это прекратится?
— Ведь уже помолвлена!
— Тут кое-кто спать пытается!
— О, какие у вас соседки осведомленные! — сказал Аэрон. — Мне концерты закатывала, в Заветный лес водила, а сама…
— Я чиста перед «женихом», — заявила я.
Мы сграбастали все волчье угощение и ушли пировать к Аэрону.
Утром звонок Рогача застал нас в мужском крыле. Алия со стоном приподняла голову, поводила мутным взглядом туда-сюда и помянула лешего. У меня под правой рукой завозилась Лейя, под утро мы втроем завалились спать на Аэроновой кровати.
— Охохонюшки! Как же я объелась! — пожаловалась мавка.