Карл Саган. «Эволюция Вселенной, жизни и цивилизации»
Подводя итоги нашего исторического расследования, оценим возникшую картину художественного моделирования причудливой логики развития первых атомных проектов прошлого века. Дело в том, что отечественные исследователи архивных материалов, такие как замечательнейший историк науки Геннадий Горелик, все чаще обращают наше внимание на творчество академика Вернадского, предвидевшего многие аспекты будущего атомной энергетики, и его заместителя по Радиевому институту Виталия Хлопина. И Вернадский, и Хлопин задолго до выхода знаменитого романа Уэллса прекрасно понимали, что несет человечеству ядерное оружие, и, как могли, старались отсрочить его появление на арене мировой истории. Вернадский пытался это сделать своей философией ноосферы, а Хлопин всеми возможными в то время административными методами, в частности давая резко отрицательные отзывы на первые в мире реальные схемы ядерных боеприпасов, изобретенные харьковскими физиками. Идеализированная модель «сферы мирового знания» Вернадского, где фрагменты «злого негативного научного знания» разрушают целостность всей структуры, наподобие современных компьютерных вирусов, нашла свое понимание только в узком кругу философов-неоплатонистов. А вот простые, но эффективные методы академика Хлопина буквально повернули течение исторического процесса. Ведь иначе А-бомба у Сталина появилась бы где-то в 1943 году…
Впрочем, как хорошо известно, история не знает сослагательного наклонения, и здесь она делает еще один крутой поворот, так что бомба «непрерывного действия» конструкции Теслы – Хевисайда – Фицджеральда, попавшая по линии Армторга в спецтематику УФТИ и гениально преобразованная в вычислениях Ландау, вдруг неожиданно возвратилась на Запад вместе с репатриантом Фрицем Хоутермансом. И не просто возвратилась, а попала в руки одного из научных руководителей немецкого «Уранового проекта» – Вернера Гейзенберга. Осознавал ли интеллектуальный лидер Уранового клуба и рьяный почитатель идеи Великой Германии то, какое сокровище привез ему Хоутерманс? Скорее всего, не в полной мере, поскольку за консультациями Гейзенберг отправился в оккупированный Копенгаген, к великому Бору.
До сих пор никто так и не знает из-за молчания этих выдающихся ученых, что же произошло между ними на темных аллеях вечернего парка, окружающего Институт теоретической физики. Официальные версии противоречивы и довольно двусмысленны, но ясно одно: в Берлин Гейзенберг вернулся вовсе не расстроенным, а наоборот, полным надежд и желаний продолжать атомные исследования, причем повел он их в строго определенном направлении, ведущем к безусловному успеху…
Дальнейшее становится ясным, если вспомнить, что над «Урановым проектом» всегда простиралась тень зловещего Гиммлера. С первых шагов и на всем периоде его существования «Урановый проект» находился под плотным прикрытием СС, СД и Абвера. Это во многом объясняет доминирование расхожей версии о «полном крахе ядерных программ нацистов», «недальновидности гитлеровской верхушки Рейха» и прочих вещах, ставших уже расхожими штампами среди публицистов. Между тем, здравые голоса давно уже обращают внимание на нарочитый характер обеспечения безопасности «Уранового проекта», скорее напоминающий тайную игру между тем же Абвером и Британским объединенным разведывательным комитетом. Так это было или иначе, сказать сегодня очень трудно: нацисты уничтожили большинство своих архивов, а «Ми-5» и «Ми-6» также не очень-то любят делиться историей своих провалов.
Однако факт остается фактом, сведения об «Урановом проекте», попавшие в английскую и американскую разведку, ничуть не продвинули вперед тот же «Манхэттенский проект», но отвлекли очень значительные ресурсы на тупиковые пути исследований, включая малорезультативные операции по уничтожению норвежских запасов тяжелой воды.
В оценке эффективности немецкого «Уранового проекта» можно также руководствоваться «каноническими» выводами об его полном провале, долгое время успешно тиражируемыми многими отечественными и зарубежными историками. И вот тут сохранившаяся документальная основа деятельности Уранового клуба начинает вступать в резкое противоречие, скажем, с такими тезисами критиков нацистской ядерной программы, как «полная разобщенность исследовательских центров», «низкая квалификация большинства оставшихся в Германии ученых», «полное отсутствие материалов и комплектующих, а также финансирования» и т. п. Кроме уже приведенных контраргументов, хотелось бы заметить, что фактически уже на руинах Третьего рейха продолжалось финансирование и материально-техническое обеспечение проекта межконтинентального ракетоносителя А-4, явно рассчитанного на ядерную боеголовку.
Конечно же, перед каждым исследователем, начинающим осознавать глубину и масштабность «Уранового проекта», возникает вопрос: если у Гитлера была А-бомба, почему он ее не применил, хотя бы в качестве своего погребального костра в осажденном Берлине?
Ответом на этот непростой вопрос может служить операция «Валькирия» 1944 года, ясно показавшая, какая грозная оппозиция фюреру существует в генералитете Вермахта. Конечно же, нечто подобное, только в гораздо более скрытой форме, существовало и среди нацистских бонз. Так, прекрасно известно противостояние партий Гиммлера и Бормана, часто доходившее до открытых конфликтов, в которые приходилось вмешиваться самому Гитлеру. В такой обстановке, да еще и в преддверии неминуемого краха Германии, вопросом послевоенного выживания становился контроль, если не обладание ценными ресурсами агонизирующего Рейха, среди которых далеко не последнее место занимал таинственный объект «Локки» – нацистская А-бомба. Дальнейшая политическая игра Гиммлера с подобным козырем на руках была всего лишь «делом техники», и немецкий ядерный арсенал в конечном итоге благополучно попал в руки миссии «Алсос».
Таким образом, Гровс наконец-то смог продемонстрировать, что на территории «специального инженерного района Манхэттен» якобы создано самое грозное оружие современности. Одну немецкую бомбу тут же взорвали на плато Лос-Аламос, а две стали готовить к чудовищной акции устрашения Японии. Здесь могли столкнуться две программы ядерных исследований – американская и японская, причем последняя бесславно завершилась каким-то странным мощным взрывом на Корейском полуострове в районе города Хыннам. Даже поверхностный анализ заставляет усомниться, что это был оригинальный японский атомный боеприпас, однако, учитывая тесные германо-японские связи, представляется вероятным, что здесь виден след еще одной немецкой А-бомбы.
Загадочна история и с третьей бомбой, сброшенной американскими бомбардировщиками на Японию. Долгое время считалось, что это был некий экспериментальный ядерный фугас, который так и не взорвался в окрестностях Нагасаки, однако в последнее время все чаще приходится слышать, что речь идет совсем о другой цели – Физико-химическом институте в Токио. Именно здесь проводились основные работы по японскому атомному проекту «Ни». Как известно, третий атомный боезаряд по неизвестной причине не взорвался и был передан в штаб советских войск, пленивших Квантунскую армию.
Дальнейшая судьба этой четвертой (или пятой?) бомбы неизвестна. Скорее всего она попала к своим создателям в Сухумский физико-технический институт, где работала большая группа пленных сотрудников Уранового клуба, включая крупных ученых, конструкторов и инженеров Третьего рейха, занимавшихся ядерным оружием, таких как Манфред фон Арденне, Густав Герц, Вернер Цулиус, Гюнтер Вирт, Николаус Риль, Карл Зиммер, Роберт Депель, Питер Тиссен, Хайнс Позе и другие. Судя по всему, немецкие ученые трудились весьма успешно, и модернизированный вариант немецко-американско-японской А-бомбы появился уже в 1947 году. Это прекрасно объясняет полное пренебрежение Сталина демаршами американской стороны, неоднократно пытавшейся запугать его «ядерной дубинкой», ведь «отец народов» прекрасно знал истинное положение дел…
