– К-хм! – кашлянул боярин.
– А что? – вскинул брови Илиодор. – Мне показалось, что барышня специально прибыла следить, чтобы спор наш был честным. Поскольку, как я полагаю, каждый ринется по своей дороге, отчего бы очаровательной гроссмейстерше не присоединиться к моей компании? Время от времени летая на метле к вашей? Кстати, вы умеете летать на метле? И еще я слышал, что у вас есть… некий знак, – прошептал он ей на ухо, и Ланка зарделась, не ожидала она такого напора от златоградца, а пуще того боялась меня, рвущую в мелкие клочки салфетку на ее коленях.
– Ай! – неуверенно сказала она, дрожа в его объятиях. – А мне казалось, что вы ждали совсем другую девушку – Басю.
– Ах да, Бася! – игриво прищурился Илиодор.
– Прекратите вы о покойниках. Аппетит портите, – проворчал Митруха. – И вообще, мы будем есть или как? – и так решительно сунулся между Илиодором и Ланкой к жареному гусю, что обоим пришлось отскочить в стороны.
– Забавный малый, – потрепал его по голове Илиодор.
Я забралась на стол и, вся из себя, приперлась к своему законному хозяину и села, недвусмысленно пододвинув к нему тарелку. Златоградец смутился, но, поняв по моим глазам, что никуда не денется, бледно улыбнулся:
– Господа, долг. Сами понимаете, храмовое животное, – и, взяв в руки нож, поинтересовался: – Чего желаете, сударыня?
– Ну ты спросил, хозяин! – хмыкнул, жадно заглатывая куски жирной гусятины, Митруха. – Это ж девица! Или не знаете, чем девиц кормят?
Мытный смотрел вокруг так, словно уже давно ничему не удивлялся, однако воспитание взяло свое, и он принялся ухаживать за Ланкой. Видя, что сестрица смотрит на куру, начиненную гречей, не решаясь запустить в нее пальцы, располовинил для нее птицу.
После того как все было съедено, а темное пиво слегка разогнало боярскую грусть, Мытный начал осторожно выспрашивать у гроссмейстерши, чего ж теперь ему делать. Чем и воспользовалась Лана, быстро перебежав на его сторону стола, при этом кидала на нас такие взгляды, что было непонятно – то ли она меня боится, то ли боится перед негодяем Илиодором не устоять. При этом меня больше всего интересовал в данной ситуации Серьга, который вел себя слишком спокойно, словно не у него девушку отбивали. Только один раз он и проявил себя, когда Ланка вспорхнула со своего места, а Илиодор вскочил вслед за ней. Ладейко как бы невзначай отодвинул ногой его стул в сторону, и златоградец хряпнулся на пол, едва не сломав себе копчик.
– Экие у вас шутки, госпожа гроссмейстерша! – погрозил Ланке Селуян.
Илиодор неуверенно хохотнул, потер ушибленное место. Ланка же как могла бодрила Мытного, опустила глазки долу, зарозовела щеками и едва ль не прильнула к нему, с придыханием проговорив:
– Ну что ж вы к нам так относитесь-то, Адриан Якимович, словно вас в неволю кто гонит. Мы ж не злодейки какие, – и она, положив ему руку на колено, по-детски доверчиво заглянула в глаза, – мы всего лишь слабые женщины, нуждающиеся в крепком мужском плече.
В лице Мытного что-то дрогнуло, он поспешно отставил пиво, зачем-то провел рукой по волосам, смущаясь и отводя взгляд в сторону, но, когда глянул на Ланку снова, я подумала: «О-о! А ведь и этот хорош гусь! Здорово, что я кошка. Кошку они, наверно, не тронут». Ланка еще малость похихикала, пожеманилась и опомнилась лишь тогда, когда поняла, что зажата в тисках меж златоградцем и боярином, при этом оба молотили языками, без конца прикладывались к ручке и уверяли, что уж лучше их расследовать этого дела не сможет никто! А за спиной Ланки, сами того не замечая, ломали друг другу пальцы за право положить руку на спинку ее стула.
– Так, может, вы уж поедете, князь? Вечер уж скоро, а вам еще до Березова надо.
– Ну что вы, Адриан Якимович, ехать прям сейчас – это значит срывать МОЮ очаровательную попутчицу с места, в то время как госпожа Лана еще не откушала вот этих очаровательных пирожных.
– Госпожа гроссмейстерша Лана Лапоткова МНЕ обещала содействовать, поскольку очевидно, кто здесь профессионал и скорее настигнет разбойников.
– Еще неизвестно, кто здесь профессионал! – горячился Илиодор. – Знаете, сколько я провел расследований для князей Костричных?
– Да катитесь вы со своими князьями, а! – не выдержал Адриан Якимович.
– А ну прекратить! – вскочила на ноги Ланка, увидела, что на нее смотрит жадными глазами весь трактир, смутилась и, поправив кафтан, кокетливо заявила: – Я буду думать.
Пантерий закатил глаза, а я про себя простонала: «Чего думать? Поставила бы обоих на место – и в будущем проблем не было бы, а то так сказала, будто обоим лакомство пообещала!» Ланка, нервно позвенев шпорами, добавила:
– Я буду думать о деле, – и постыдно бежала из-за стола, требуя у хозяина постоялого двора комнату.
– Комната-то ей зачем?! – хлопнул ладошкой по столу Митруха, а я поняла, что права бабушка, и всякое дело, которое она нам поручает, намертво встает на четыре ноги. Кстати, о ногах… спина болит ужасно! И я красиво зевнула, делая вид, что сыта обществом мужчин по уши, перетекла со стола на пол и с независимым видом побежала по ступенькам вслед за сестрой.
В этот день Васька-царек был единственным, кто ни на ком не скакал, а шел степенно и в основном задворками, инспектируя свои владения. Идея Марты использовать внучек в качестве живца ему решительно не нравилась. Уж больно шебутные были девчонки. Таких бросишься спасать в неподходящую минуту – и самому лекарь потребуется. А хуже всего было то, что, зная о грозящих неприятностях со злопамятным Якимом, он велел всем своим дружкам разбежаться и до поры носа не высовывать. Так что свои обещания перед Мартой ему приходилось выполнять, имея в напарниках лишь прекраснейшую Марго. Сашко казался ему слишком молодым и бестолковым, а Зюка, которую до поры Маргоша прятала от людей в ларе, вызывала в нем немую оторопь. Митяя приставили телохранителем к самой магистерше, чему парень не очень обрадовался. На его круглой и добродушной, как у телка, физиономии аршинными буквами было написано, что желает он ходить с дубиной на плече вслед за Маришкой Лапотковой, и ни за кем более.
И как-то впервые в жизни Васька стали посещать неожиданные мысли о том, что занимается он черт-те чем, хотя уж четыре десятка лет за плечами, и другие в его возрасте уж империи создавали или крушили чужие. А его вот, как каплуна, продали с потрохами свои же сотоварищи, и если он сгинет, то никто о нем не вспомнит, не всплакнет.
Вдоль тракта стояло бессчетное количество кабаков, трактиров, постоялых дворов и гостиниц, которые, впрочем, сейчас мало интересовали Васька, а в некоторых было даже опасно появляться. Но вот в «Чарочку» ему зайти надо было непременно. Во-первых, именно здесь было удобней всего делать засаду и наблюдать, не шпионит ли кто за внучками Марты. А во-вторых, хозяин кабака с детства был Ваську другом. Оттого и не скрывался он, переступая порог и заранее играя улыбкой на мужественном лице.
