Адриан по-бараньи уставился на нее, когда это чудо впорхнуло в конюшню, а я не нашлась что сказать, чувствуя себя в удобной кроличьей безрукавке, черных штанах и мягких сапожках невзрачной, как дворовая кошка на фоне павлина. Лана не унималась всю дорогу, мытаря мне душу Фроськой.
– Ну что ты молчишь, как обмороженная! – трепала она меня. – Рассказывай уже! Хрипела она перед смертью?
– Отстань, – огрызалась я, содрогаясь от воспоминаний.
– А правда, что ты ей горло перегрызла? Мне Семка рассказывал.
– Я ему горло перегрызу! – стонала я, жалея, что с нами нет Пантерия. Черт так и не очнулся, когда Беленькая грузила его на телегу. Вершининцы угрюмо провожали их, и я надеялась, что они с радостью расскажут всем, что ведьмы отправились в Боровичи.
По кусочку, словно палач, Ланка выхватывала из меня рассказ, больше всего удивляясь, что конец глупой Фроськиной жизни положила Зюка. Ни Васек, ни Митяй, ни Марго, сколько я их ни расспрашивала, так и не сумели припомнить, в каком месте потеряли дурочку. Я терялась в догадках, не представляя, как Зюка прошла через весь лес, кишащий обезумевшим зверьем.
Немного поплутав, мы вскоре встретили отряд, отправленный еще утром на поиски Подаренки. Люди были растерянны и напуганны, ничего путного не сказали и златоградца нигде не видели. А если судить по следам, то и в лес они не очень рвались, топтались по опушке да вдоль дороги, на полянку, где я с Фроськой билась, случайно выбрели – и бегом со всех ног обратно.
– Думаю, здесь нам уже делать нечего, – выдал умную мысль Мытный, рассматривая неподъемный молот покойного волота, а я расстроилась: неужто и вправду Илиодор украл Фроську? Одно дело, когда тебе нравится кто-то – необычный и веселый, и совсем другое – когда этот кто-то покойников ворует! Это уже не просто корыстолюбие, это уже болезненная алчность.
Мы решили, что стоит выбираться на дорогу. Ланка лазоревой птахой скакала по поляне, охая и ахая. На мой взгляд, ничего там хорошего не было: кости, мертвое зверье да нечисть, которая после смерти оборачивалась пнями да корягами. Предупредительный Мытный вынужден был сопровождать сестру, ищущую острых впечатлений, а я побрела к лошадям, решив, что нечего мне здесь делать, и раздумывая, как же быть с Илиодором, если он действительно украл покойницу. Тогда он нас и ждать не будет – сложит все денежки в мешок да укатит, довольный, в свой Златоград.
Я не сразу обратила внимание на лишнего коня. Серый в яблоках Бес стоял под седлом и нахально домогался Ланкиной кобылки. Васьков битюг, которого я конфисковала у разбойника, пока он шумно, на все Вершинино, улаживал сердечные дела с Маргошей, смотрел на Беса с сомнением, словно раздумывая – стоит наподдать копытом конкуренту или лучше сводить его на то место в лесу, где коней жрут? Только жеребец Мытного не опускался до пошлых заигрываний, считая, что ему, племенному красавцу, Ланкина кобыла сама должна на шею вешаться и копыта целовать.
– Бесушка! – обрадовалась я, осторожно приближаясь. Опасливая мысль о том, что он просто сбежал от хозяина, к радости моей, вдребезги разбилась, когда я увидела, что узда не зацепилась за сук, а надежно к нему привязана.
– Илиодор! – взвизгнула я, оглядываясь вокруг, но не успела сделать и шага, как из-за ближайшей сосны ко мне метнулась тень.
Меня ухватили поперек туловища, рот и нос мой оказались под ладонью, а ноги – где-то в небе. Я задрыгала ими, чувствуя, что могу только мычать и задыхаться, кони встревоженно ржанули, деревья перед глазами стремительно крутнулись. Мой пленитель, довольно резво пробежав шагов двенадцать, на тринадцатом опрокинул меня в кусты. Здесь вырываться было намного легче, по крайней мере можно в землю руками упереться, да что там упереться! Я встряхнулась, обернувшись кошкой. Тот, кто держал меня, однако, оказался проворней и, ухватив за шиворот, восторженно уставился, только и сумев выдавить:
– Забавно…
Я смотрела на Илиодора, а Илиодор – на меня, и не знаю, кто из нас был потрясен больше. Заговорили мы одновременно, разом перейдя на «ты».
– Выпусти меня немедленно!
– Ты и говоришь?!
– Я еще и глаза выцарапываю!
– Bay!
– Я тебе дам «вау»! – Я попробовала изогнуться, чтобы достать когтями златоградца.
Нашу идиллию прервал истошный визг Ланки:
– Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я? Нет, вы не знаете, КТО я! Уберите свои лапы!
Илиодор, как пловец с гирей на ногах, вынырнул из кустов и снова ушел в заросли, я едва успела разглядеть поляну, на которой Мытный с широким охотничьим ножом крутился волчком, пытаясь не подпустить к сестрице небольшую армию молчаливых и явно опасных мужиков.
– Куда? – прижал меня Илиодор к земле. – Это люди Великого Князя.
И, будто подтверждая его слова, на поляне прогремел зычный бас:
– Адриан Якимович, вы арестованы, не сопротивляйтесь.
Мы с Илиодором осторожно раздвинули ветки. Мне кошкой было проще остаться незамеченной, и я пошла вперед, лихорадочно соображая: что сумею сделать против двадцати мужиков сразу? Лица у них были такие, что становилось понятно – пугать их бесполезно, а убивать меня не тянуло. Мытный, увидев говорящего, явно его сразу узнал, понял, что это не разбойники, и приостановился, не давая. Ланке выдать себя. Илиодор попытался ухватить меня за хвост и подтянуть к себе, но я, отмахнувшись от него когтями, изо всех сил припустила к сестре, осененная гениальной идеей.
На маленькую зверюшку люди Великого Князя кинулись так, словно на поляну тигр выскочил. Ближайший ко мне развернулся всем телом, выставив вперед нож так быстро, что я чуть животом на него не налетела. Ланка завизжала:
– Кошку мою не трогайте! Мусенька!
Те, кто пришел брать Мытного, к моему счастью, соображали быстро и, увидав всего лишь кошку, позволили мне вскарабкаться Ланке на руки.
– Вы поступаете очень глупо, – сквозь зубы бормотнул Мытный. – Сейчас я сдамся, а вы вон отсюда. Пока они не знают, кто вы, – вас не тронут.
– Зато решат, что ты его полюбовница, – шепнула я сестре в ухо, делая вид, что мурлыкаю от удовольствия, впуская когти в шелковый плащ.
Ланка вспыхнула, а я, дотянувшись игриво до плеча боярина, подтянула его к себе, насколько хватило кошачьих сил, самоуверенно пообещав:
– Я вас сейчас от плахи спасать буду.
– Дак что, Адриан Якимович, вы сдаетесь? – поинтересовался знакомый Мытного.
– Кричи, что ты его невеста, – потребовала я у сестры.
– Я его невеста, – деревянным голосом повторила за мной сестра, делая огромные глаза и покрываясь румянцем. – Дорофея Костричная.
«Жених» и «невеста» посмотрели друг на друга.
– Я свидетельствую, – не унималась я, – что Адриан Якимович Мытный не виновен в преступлениях своего отца и как мог сопротивлялся его планам, топя ведьм в Малгороде и преследуя архиведьм в Вершинине.
