В отличие от змеи на картинке, чудище не думало атаковать, по крайней мере, попыток к сближению не предпринимало. Хомяк тоскливо глянул на окна таверны, мерцавшие через улицу теплым и заманчивым оранжевым светом. Вывеска и фонарь над дверью покачивались, издавая мерный, столь милый для уха пьяницы скрип. Ну почему он не вернулся туда, где сейчас светло, людно, горит огонь в очаге, а Вирта разносит пиво и вино тем, кого еще не удалось спровадить?! Боялся выглядеть глупо? Сейчас он, должно быть, выглядит много умнее, смотря в желтые глазищи демонической твари, которая в лучшем случае является плодом его пьяного воображения, а в худшем… лучше не думать.
Рудо помахал руками перед лицом в безнадежной попытке отогнать жуткое видение. Змеехвостый, как и следовало ожидать, никак не отреагировал на эти неуклюжие пассы.
— Изыди! — жалобно попросил Гуттон.
Вялая попытка изгнания, похоже, лишь позабавила тварь. Видение растянуло тонкие бескровные губы в подобии улыбки и провело по ним языком… раздвоенным. Хомяк понял, что надо бежать, пусть шансов унести ноги от этого существа мало, но стоять на месте — безумие. И тут же осознал, что ничего из этой затеи не выйдет. Несчастный Гуттон не мог не только двинуться с места, но даже пошевелить пальцем, как не мог и закричать. Все, что оставалось Хомяку — это смотреть в круглые мутные глаза с вертикальными зрачками, подобно зверьку, которому он был обязан своим прозвищем, завороженному взглядом хищной змеи.
Страх — безумный, отчаянный, липкий — охватил все существо Рудо, подавляя все остальные эмоции. Ему казалось, что эта «игра в гляделки» длится бесконечно долго, дольше, чем прошло от момента его рождения до проклятого сегодняшнего дня. В конце концов Гуттон разлепил губы и выдавил из себя последний и единственный вопрос:
— Кто ты?
На это змеехвостый снова облизнулся и хрипло-шипящим голосом ответил то, что Рудо и так уже знал.
— Я — твоя смерть!
Глава 9
Нармин вновь любовалась городом, на этот раз из окна королевского дворца. Нианон, считавшийся истинным венцом столичной архитектуры, поразил провинциальную девушку до глубины души. Пока ее вели по галереям, лестницам и коридорам, молодая жрица с трудом удерживалась от того, чтобы не прикасаться изящной ковке перил и решеток или удивительной мозаике. Нармин хотелось ощутить под ладонью мрамор настенных панелей или ткань старинных гобеленов, чтобы лишний раз убедиться, что это не сон.
И вот наконец девушку оставили одну в ее комнате. Теперь можно было не только осматривать, но и трогать все что угодно. Чем она не преминула воспользоваться. Нармин до сих пор не могла поверить, что она находится в королевском дворце. Это она-то, которая ничего в жизни не видела, кроме скромного домика своих родителей в захолустном городишке и затерянного в горах Храма. Еще месяц назад девушка была уверена, что ничего лучшего, чем неожиданное назначение старшей жрицей, в ее жизни быть не может, и вот теперь она — представительница Храма Маритэ при дворе новоявленного монарха.
И какое ей, в конце концов, дело, как он взошел на трон? Йеланд был законным королем, но ему не нужна была поддержка жриц Маритэ, он не нуждался в представительнице Храма в столице. Правда, новый король тоже не вызывал жриц в Вельтану, но все-таки, не сменись власть, за окном Нармин шумел бы сейчас водопад, а не догорали бы остатками летней роскоши королевские сады.
Так, преисполненная симпатии к узурпатору, Нармин отошла от окна и окинула взглядом уютную, а по меркам той жизни, к которой она привыкла, более чем роскошную комнату. И, конечно же, из всей обстановки взгляд задержался на большом, в рост, зеркале, оправленном в тяжелую позолоченную раму. Хотя Нармин и воспитывалась в Храме с самого юного возраста и воспринимала себя в первую очередь как служительницу Маритэ, она все-таки оставалась женщиной. И теперь, в новой для себя изысканной и роскошной обстановке, она почувствовала себя женщиной более, чем когда-либо. Девушка и раньше осознавала свою привлекательность и не раз слышала в Храме, что является самой красивой жрицей среди своих ровесниц. Уточнение было не лишне, ибо некоторые старшие жрицы превосходили Нармин в красоте, несмотря на почтенный возраст. Будучи послушницей, а затем младшей жрицей, глядя на наставниц, она не раз ловила себя на мысли, что вряд ли смогла бы предпочесть служение Богине мирским соблазнам, обладай она такой красотой. И вот теперь, созерцая в огромном зеркале собственное отражение, Нармин впервые в жизни сама оказалась перед подобным искушением.
Из серебристых глубин на нее смотрела высокая, статная девушка с роскошными формами. Лицо не могло похвастаться идеальной правильностью и соразмерностью черт, зато было совершенно очаровательным. Высокие скулы, пухлые губы, густые каштановые локоны и глубокие карие глаза с пушистыми ресницами были чудо как хороши.
Традиционное одеяние жриц Маритэ тоже отнюдь не портило девушку, а скорее, напротив, подчеркивало ее достоинства. Впрочем, зеленое платье с глубоким вырезом и широкими рукавами, идеально облегающее фигуру сверху и свободно струящееся от талии, пошло бы любой девице, кроме разве что толстушки. Наряды служительниц Маритэ, даже платья послушниц, были хоть и просты, но изысканны — шитье по подолу, золотистый поясок. Так и надо. Ведь если ты постоянно вынуждена носить только одну одежду, то эта одежда должна быть безупречна.
Чем дольше Нармин вертелась у зеркала, тем сильнее завладевали ее сознанием мысли, ранее почти не посещавшие эту прелестную головку: о своей красоте и, как следствие, о мужчинах, которые должны пасть ее жертвами. Думать о мужчинах в обители было глупо. Не то чтобы их там совсем не было, но они воспринимались не как мужчины, а как исполнители определенных функций — поставщики, истопники, строители. Были также просители, приезжавшие в Храм Маритэ, или те, кто привозил туда своих дочерей и сестер. Но это были лишь слуги и посетители, не более. А здесь, здесь ее окружали именно мужчины. За время сравнительно недолгого путешествия единственными представителями сильного пола были сопровождавший Нармин кучер да хозяева гостиниц и постоялых дворов, где девушка останавливалась. Поскольку жрице не подобает есть в одном помещении со всяким сбродом, она всегда заказывала еду в свою комнату, а следовательно, была лишена сомнительного счастья созерцать разномастных представителей мужского пола, обитающих в общих залах придорожных заведений.
Но зато за первый день пребывания в столице, и особенно в королевском дворце, Нармин наконец открыла для себя этих непостижимых и загадочных существ. Даже слуги, сопровождающие ее и распахивающие многочисленные двери Нианона, были величественны и почти прекрасны, не чета каким-нибудь мелким сельским дворянам, обивающим пороги обители. Что уж говорить о придворных кавалерах, несколько из которых попались ей на глаза во время путешествия по дворцу. Они мило и почтительно улыбались молодой жрице, кланялись и провожали восхищенными взглядами. Поначалу девушка была слишком поглощена великолепием города и королевской резиденции, но сейчас, рассматривая себя в огромном зеркале, не могла не прийти к мысли, что восхищение, мелькавшее в глазах мужчин, более чем заслужено.
