Я предпочитаю промолчать и склоняюсь над тарелкой.
После нескольких минут молчания тетушкин голос раздается вновь:
— А может, и правда, замуж ее отдать, пока совсем от рук не отбилась? Слишком своевольна стала. А если жениха не шибко знатного подыскать, так он, пожалуй, за честь с родом Закревских породниться немалую сумму может дать.
Она что, с ума сошла — такое говорить? Я едва не захлебываюсь возмущением и вскидываю голову, готовая дать тетушке отпор!
Но натыкаюсь взглядом на ее задумчивое лицо и плотно сжатые губы и холодею от ужаса. Кажется, она не произносила этого вслух! Она всего лишь об этом подумала!
11. Еще один навык
Сначала я жутко пугаюсь. А если я не смогу различать — сказал человек что-то на самом деле или всего лишь подумал об этом? А если я по ошибке отвечу на какие-то его потаенные мысли и тем самым выдам себя? И можно ли сойти с ума из-за того, что чужие мысли будут то и дело лезть в голову?
Потом я вспоминаю фильм «Чего хотят женщины», где главный герой случайно обрел способность читать чужие мысли. Он тоже на первых порах был в шоке, а потом научился использовать свой новый навык.
И хотя это было всего лишь кино, воспоминание о нём меня несколько приободряет.
А через несколько минут я понимаю, что не слышу более чужих мыслей. Наверно, я слишком увлеклась собственными. Это радует. Значит, можно отвлечься.
Пробую снова сосредоточиться на окружающих.
«Ах, неужели Никита так и не приедет на ужин?» — это уже думы кузины Софи.
А когда я улавливаю мысли молодой и разбитной горничной Аграфены, то невольно краснею — слишком уж эротические у нее фантазии.
Едва заканчивается обед, я пулей вылетаю из-за стола. Разыскиваю Кузьмича и рассказываю ему о том, что произошло. Он довольно улыбается.
— А и то ладно, графинюшка. Стало быть, уроки с его сиятельством продолжать нужно.
Я и сама думаю так же. И плевать мне на недовольство тетушки.
Следующее утро выдается дождливым, и Татьяна Андреевна наверняка воспротивилась бы моей прогулке верхом, но они с Софи после завтрака уезжают в город за какими-то хозяйственными покупками.
К мельнице мы мчимся галопом.
— Наталья Кирилловна, поостереглись бы! — урезонивает меня Захар Кузьмич. — Тропинка скользкая!
Спрыгнув с лошади у самого крыльца, я устремляюсь в кабинет Лариона Казимировича, не дав лакею возможности даже доложить о нашем прибытии.
— Чего это ты, Наталья Кирилловна, носишься как ошпаренная? — любопытствует хозяин. А глаза его хитро так поблескивают. Наверняка, он обо всём догадался и сам.
— Я научилась читать чужие мысли! — выпаливаю с порога. — Я сегодня тетушки мысли прочитала, и кузины, и нашей горничной…
Старик укоризненно качает головой:
— Свои сначала научись понимать!
— Свои? — удивляюсь я. — А разве я их не понимаю?
Он хмыкает:
— Мало кто свои мысли понимает. Вот скажи, графиня, знаешь ли ты, чего сама хочешь?
Я немного удивлена:
— Конечно, знаю! Я хочу всему тому научиться, что папа умел! Мысли читать и людей лечить.
Но старик не спешит такие намерения похвалить.
— Ну, научишься. А дальше что?
— Дальше? — переспрашиваю я.
Он нетерпеливо поясняет:
— Будешь сидеть в своей Закревке, читать мысли тетушки и лечить дворовых людей?
А я вдруг понимаю, что, действительно, толком не знаю, чего же я хочу на самом деле.
— Вот то-то же, — вздыхает Ставицкий. — Тебе бы понять нужно, что ты со своими новыми знаниям делать станешь? А ведь твой папенька еще и животным магнетизмом владел.
— Чем-чем? — не понимаю я.
— Внушение людям делать умел.
— Гипнозом???
Теперь уже он смотрит на меня непонимающе, а я догадываюсь, что слово «гипноз» еще не вошло в обиход.
— Но этому я тебя учить не буду, — твердо говорит он. — Потому что считаю, что это людям во вред идет. Да и не все такому внушению поддаются. И вот еще что запомни — прошлое отпусти. Не пытайся чужие тайны узнать. И мстить не пытайся.
Я чувствую, что краснею. Это как раз одна из моих целей — узнать, что произошло тогда в Петербурге, и попытаться восстановить честное имя графа Закревского. Правда, делать это я намереваюсь только после того, как выйду из-под тетушкиной опеки.
Я торопливо перевожу разговор на другую тему:
— А что же нужно, чтобы целебному делу научиться?
Старик отмахивается:
— Я тебя, графиня, всему, чему мог, научил. Дальше — сама.
— Нет, подождите! — нервничаю я. — Вы только мысли научили читать! А лечить-то нет!
Он, кряхтя, поднимается с лавки, манит меня пальцем и бредет к дверям. Я послушно выхожу вслед за ним.
Он спускается с крыльца, берет с земли увесистый камень и прицеливается в мирно сидящую на дереве белку. Я не успеваю даже спросить, что он собирается делать, как камень уже сбивает белку с ветки, и та падает на землю.
Я вскрикиваю и бросаюсь к раненому зверьку. Кровь течет из раны на крохотной головке.
— Зачем вы так? — слёзы текут ручьем, и я едва вижу худенькое рыжее тельце.
— Лечи! — вдруг командует Ставицкий.
— Я не умею! — кричу я.
Он пожимает плечами и разворачивается, чтобы вернуться в дом.
Я не знаю, что нужно делать. Интуитивно догадываюсь поднести руки к беличьей головке, сосредотачиваюсь. Нет, ничего не получается! Из раны продолжает течь кровь.
Но спустя пару минут вдруг чувствую какое-то странное тепло на кончиках пальцев. Касаюсь рыжей шерстки, глажу ее.
А еще через несколько минут белка вскакивает и быстро взбирается на сосну.
Я продолжаю плакать — теперь уже от счастья. Захар Кузьмич помогает мне подняться.
Я оглядываюсь — Ларион Казимирович уже скрылся за дверями. На крыльце стоит только его неприветливый лакей.
— Его сиятельство велел передать, что приезжать к нему более не надо.
Я киваю, прошу передать Ставицкому благодарность и сажусь на лошадь. Я многому научилась за эти дни, но понимаю, что это — лишь капля в море магических знаний. Возьмется ли кто-то еще учить меня им?
12. Вера Бельская
После обеда Дашутка приносит письмо.
— От княжны Бельской, ваше сиятельство! — важно сообщает она и кладет на комод аккуратно сложенный листок бумаги.
