Ну, что же, это только подтверждает мою теорию — Елагин явно выделяет ту, которую считает графиней Закревской. И вряд ли это — случайность.
Но вслух я говорю другое:
— Ах, Настасья Павловна, он же не замуж ее позвал! Всего лишь пригласил в свое поместье. Наверняка, подобные приглашения получат и другие барышни.
— Ну, конечно, — язвит Дубровина, — вы будто не понимает, что одно дело — получить приглашение лично от князя и совсем другое — в письме, доставленном курьером. Но если вы, Вера Александровна, не получите приглашения вовсе, вам некого будет винить, кроме самой себя.
Я благоразумно молчу, но она продолжает негодовать, и только наше прибытие домой позволяет мне избавиться от докучливых комментариев. Хотя во многом она права — я сама допустила ошибку. А если князь всерьез решил жениться на графине Закревской, то он легко отвергнет княжну Бельскую после первого же тура.
За завтраком на следующий день все разговоры за столом то и дело возвращаются к балу. Настасья Павловна и Ирина Николаевна охотно обсуждают наряды и поведение дам и кавалеров. Дружно хвалят гостеприимство Елагина и бранят какую-то Элен, которая во время вальса безо всякого стыда норовила прижаться к хозяину. Время от времени Дубровина бросает на меня укоризненные взгляды.
В полдень нам наносит визит некая мадам Нелюдова, которая на отборе опекает княжну Китти Бородину. Насколько я понимаю, единственная цель этого посещения — проинформировать нас, что ее подопечная получила утром приглашение от Елагина. Мадам задерживается буквально на пять минут. Она сочувственно цокает языком, когда Настасья Павловна сообщает, что мы такой чести удостоены еще не были, и отбывает. Не сомневаюсь, она намерена объехать половину Петербурга.
— Нет, ну вы только подумайте! — Дубровина прикладывает ко лбу смоченный холодный водой платок. — Он пригласил даже эту невоспитанную девицу! Да она ржет как лошадь!
Саму Китти я не помню — не обратила на нее внимания на балу. Но доверять словам своей хозяйки не спешу. Послушать Настасью Павловну, так на отборе вовсе нет достойных претенденток.
Дубровина разваливается в кресле и требует отвар пустырника. Страшно представить, что с ней будет, если я всё-таки не получу приглашение.
— Ах, Верочка, ну неужели вы совсем не нервничаете? — удивляется Ирина Николаевна. — Ну, признайтесь же, что вам тоже это не безразлично?
Я со вздохом признаюсь и даже выдавливаю из себя скупую слезу. Но я на самом деле нервничаю! Они даже не понимают, насколько важно для меня оказаться в имении Елагиных.
Приглашение приходит через час. Несколько вежливых строчек на красивой бумаге с тиснением. «Имею честь пригласить… Надеюсь на благоприятный ответ… Буду счастлив принять…»
У Дубровиной сразу проходит головная боль. И наступает паника.
— Ах, Вера! Князь пишет, что в имении будет охота. А у вас нет соответствующего наряда! Как мы могли об этом не подумать?
Такая мелочь не способна испортить мне настроение. Подумаешь, пропущу охоту.
— И помыслить такого не смейте! — горячится Настасья Павловна. — Это лишняя возможность показать себя в благоприятном свете. Вы говорили, что хорошо ездите верхом.
— Но можно же надеть одно из тех платьев, что у меня есть, — неосторожно говорю я и вызываю целую бурю эмоций со стороны обеих дам.
— Ах, она сведет меня с ума! — восклицает хозяйка.
— Верочка, как можно? — вторит ей Кольцова. — Быть может, у вас в губернии так и принято, но здесь…
Словом, мы забываем про обед и отправляемся в ателье на Невском. По дороге мне объясняют, что покупать готовые платья — вообще-то дурной тон, но раз уж нет другого выхода…
К счастью, в ателье находится вполне приличный костюм — приталенный жакет с широкими манжетами, манишка и широкая юбка. Ко всему этому прилагается шляпка в тон. Жакет мне чуть великоват, и портниха закалывает его булавками, обещая ушить к утру.
Дубровина успокаивается и на радостях сама соглашается примерить милое летнее платье, привезенное, по словам модистки, из самого Парижа. В помещении душно, и я, уверенная, что дамы еще не скоро определятся с покупкой, выхожу на улицу. И прямо на крыльце неожиданно встречаю знакомого!
— Наталья Кирилловна, добрый день!
Передо мной стоит Сонечкин воздыхатель Никита Назаров. За несколько секунд его лицо сначала краснеет, потом бледнеет и, наконец, покрывается потом.
— Какая приятная встреча, Никита Иванович! — боюсь, с моим лицом происходит то же самое. — Не думала увидеть вас в Петербурге!
Я беспокойно оглядываюсь — только бы Дубровина с Кольцовой не вышли сейчас из ателье! Не представляю, как я смогу оправдаться, если в их присутствии Назаров назовет меня моим настоящим именем.
— Давно вы в столице? — спрашиваю я, надеясь, что хотя бы голос не задрожит.
— Прибыл только вчера, — Назаров тоже заметно волнуется. — А София Васильевна тут, с вами?
Ох, ну вот как ответить на этот вопрос? И я только отрицательно качаю головой.
А через минуту я понимаю причину его нервозности.
— Это даже хорошо, что мы встретились, Наталья Кирилловна. И хорошо, что Софии Васильевны сейчас здесь нет. Вы можете считать меня трусом, но я не смог бы сказать ей это в лицо. Я прибыл в Петербург, чтобы обновить гардероб перед свадьбой.
Перед свадьбой? Он намерен снова просить Сониной руки? Но осознание, что правда — совсем в другом, приходит довольно быстро.
— Вот как? Вы намерены жениться? И позвольте же вас спросить, на ком?
Он отводит взгляд:
— Вы не знаете ее, Наталья Кирилловна. Она вращается в других кругах. Птица не вашего полета. Но она славная девушка.
Я настолько растеряна, что допускаю бестактность:
— А как же Соня?
Я понимаю, что не должна была о ней говорить. Ведь это унизительно!
— Я всегда любил Софию Васильевну и продолжаю любить. Но вы же сами понимаете — ее матушка никогда не позволит нам пожениться. Я делал ей предложение неоднократно и всякий раз получал отказ. Меня не сочли достойным, ну что же, так тому и быть. Может быть, вы не догадываетесь, Наталья Кирилловна, но мои папенька с маменькой тоже были против этой свадьбы. Они тоже считали это мезальянсом. Только, в отличии от Татьяны Андреевны, они не препятствовали моему решению.
В этом он прав. Ни знатностью, ни богатством Соня похвастаться не может. И боюсь, тетушка лишила ее единственной возможности сделать удачную партию.
— У вашей невесты хорошее приданое? — не знаю, зачем я спрашиваю об этом.
Он снова краснеет.
— Да, не буду отрицать. Но дело не только в этом. Впрочем, вам вряд ли это будет интересно. Прошу передать Софии Васильевне мои сожаления и благодарность за счастливые мгновения нашего знакомства. Мне жаль, что так получилось…
