Оксана действительно не выспалась – прошедшая ночь была бурной и тяжелой. Клиент попался чистый садист, щипал ее за руки, тискал грудь, заставлял ползать по полу и еще много всякой мрази от нее требовал, и вспоминать тошно. Андрей пристально смотрел на безмолвную Оксану.
– Ты будешь разговаривать?
– Не о чем разговаривать, – лениво протянула она. – Говорила же – болею я. Спать хочется все время.
– Спать хочется, – задумчиво повторил Андрей, – ясно. А это что? – Он указал на синяки, выглядывающие из рукавов Оксаниной водолазки.
– Это? – Она запнулась и растерянно отвела взгляд.
– Это, наверное, следы от капельниц. – Тон Петрачева не предвещал ничего хорошего.
Оксана почувствовала, что он не отстанет, будет копать, допрашивать. Чего доброго, вызовет родителей – правда, Вера и так уже много раз ходила к директору, но почему-то именно сейчас Оксана испугалась. Она ясно видела, что Андрею Григорьевичу не безразлична ее судьба, а стало быть, он не отступится, как бывшая классная и директор.
– Кто это сделал? – грозно надвинулся на Оксану Петрачев. – Не молчи. Я все равно узнаю. Пойду к директору, позвоню маме твоей.
Оксана поняла, что он пока не в курсе ее занятий – очевидно, директор по каким-то своим соображениям не афишировал в коллективе ее приводы в полицию.
– Я скажу, – поспешно проговорила она и опустила длинные ресницы. – Но только… обещайте, что ничего не станете делать.
– Как я могу это обещать? – возмутился учитель. – Кто-то тиранит тебя, избивает, а я, взрослый мужчина, спортсмен, учитель, должен молчать?
В этот момент она почувствовала к нему уважение – столько искренней силы и благородства было в его словах.
– Это отчим, – прошептала Оксана, и глаза ее наполнилось слезами. Для того чтобы заплакать, ей в последнее время не требовалось почти никаких усилий – рыдания и так стояли в горле.
– Отчим? – Петрачев поглядел на нее с удивлением. – Он что, бьет тебя?
– Да. За все. За любую провинность.
– Так вот в чем дело! – Андрей Григорьевич с яростью стукнул кулаком по столу и заходил взад-вперед от окна к двери.
Оксана следила за ним взглядом, ожидая, когда можно будет уйти.
– Вот что. – Он остановился около нее, на лице его была написана решимость: – Я поговорю с ним. Разъясню, что к чему. Он тебя пальцем не посмеет тронуть.
Оксана театрально закрыла лицо ладонями, плечи ее затряслись.
– Не плачь, – мягко проговорил физрук и взял ее за руку. – Этот подонок больше не будет тебя обижать, даю слово.
– Нет! Пожалуйста! – Оксана сложила руки в мольбе. – Я вас прошу, не говорите ему ничего. Особенно, что я вам сказала!
– Почему? – удивился тот.
– Потому что он убьет меня. Вы не представляете, что это за человек! Зверь. Ему ничего не стоит расправиться с любым.
– Тогда заявим на него в полицию, – тут же нашелся Петрачев.
– Ни в коем случае! У него везде свои люди. Мне только хуже будет.
– Но ведь должен же быть выход, – рассердился он. – Что же мне, оставить все так и смотреть, как этот гад тебя истязает?
– Пожалуйста, – прорыдала Оксана. Она уже сама была не рада своему вранью, но выбора не оставалось.
Андрей Григорьевич надолго замолчал. В тишине раздавались лишь горестные всхлипывания Оксаны.
– Ладно, – неуверенно произнес он наконец. – Посмотрим неделю. Если еще раз увижу у тебя синяки, приму меры.
Она поспешно кивнула:
– Я могу идти?
– Да, иди.
Оксана вышла из класса. В принципе Петрачев мало волновал ее, ей было все равно, узнает ли он правду или останется в неведении. Но она помнила, как напрягся Артем, когда увидел их с физруком на школьном крыльце. В тот же вечер Оксана рассказала Артему о том, что произошло после уроков. Тот долго молчал, хмурился и кусал губы.
– Скверно, цыпа. Скверно. Что-то подсказывает мне – будут у нас проблемы через этого фраера.
– Какого фраера? – не поняла Оксана.
– Совсем дура, что ли? – сердито бросил Артем. – Физрук твой фраер. Начнет копать под нас, не остановишь. Я таких уродов знаю, они чуть что, идут на принцип.
– Что же делать? – растерянно спросила она.
– Подождем. После решим, как быть. – Он полез за зажигалкой.
С очередным клиентом Оксана осторожничала. Соврала, что у нее слабые сосуды, если сильно тискать, может потерять сознание. Мужик испугался, быстро сделал свое дело и отправил ее восвояси. Артем был зол, как черт.
– На фига ты ему сказала этот бред про сосуды? – кричал он на Оксану. – Теперь этот козел требует скидку. Меня это не устраивает.
– Я подумала, так лучше будет, – робко попыталась оправдаться она. – Меньше синяков, физрук решит, что отчим исправился, и отстанет.
– Держи карман, отстанет, – мрачно произнес Артем и, не глядя больше на Оксану, углубился в телефон.
То, что он был прав, Оксана поняла очень скоро. Буквально через несколько дней, придя домой, она обнаружила все семейство в кухне за столом. Вера и Семен Васильевич что-то обсуждали на повышенных тонах, Вовка, испуганный и бледный, притулился у материных коленей. При виде Оксаны оба, и Вера, и отчим, резко замолчали.
– Здрасьте, – буркнула Оксана и хотела скрыться в своей комнате, но тут Вера вскочила и, цепко ухватив ее за руку, поволокла в коридор.
– Ты что ж это, тварь такая, делаешь? – проговорила она злым шепотом, то и дело косясь на неплотно прикрытую дверь кухни.
Оксана не сразу поняла причину ее гнева – последнее время в полиции она не была, периодически ночевала дома и даже в школу стала чаще наведываться.
– В чем дело? – спросила она и резко выдернула руку.
– Она еще спрашивает! – Вера с размаху хлопнула себя по тощим бедрам. – Учитель твой приходил. Физкультурник. Ты что, бессовестная, наплела ему про отца?
– Он мне не отец! – Оксана решила идти ва-банк.
Ей уже стало все ясно. Настырный Петрачев нарушил свое обещание не соваться к ней в семью. На секунду ей стало даже смешно. Она представила себе, как изумился Андрей Григорьевич, увидев вместо грозного, пропитого мужика доходягу в инвалидном кресле.
– Что лыбишься? – В тоне у Веры звучала усталость. – Не стыдно? Кто тут тебя бьет? Учитель молодой, не в курсе небось, чем ты занимаешься. Пришлось ему рассказать.
– И про Тему? – невольно вырвалось у Оксаны.
– И про него, окаянного, как он тебя на путь кривой совратил! И про то, как ты с матерью и отцом обращаешься… – Голос Веры сорвался, из глаз хлынули слезы.
Из кухни выглянул отчим, несмело взглянул на плачущую жену:
