– А вдруг не плевать? – Иван посмотрел на Машу в упор. – Вдруг правда что-то случилось? Она такая нервная была всю последнюю неделю. И сегодня утром… Мы… мы поссорились. Потом, правда, сразу помирились. Может, была какая-то причина…
– Может, и была. Только нам она ее не сказала. – Маша присела рядом с Иваном на табуретку. – Кушай. Тебе нельзя голодать.
Иван машинально принялся хлебать суп, но ему кусок не шел в горло.
– А вдруг… она вообще не придет?
– Ну не придет и ладно. Говорю же, она совершеннолетняя.
– Ты рассуждаешь как совершенно посторонний человек. – Иван в сердцах бросил ложку.
– Я и есть ей посторонний человек. Ты хочешь, чтобы я признала ее твоей женой?
– Да, хочу.
– Какая тебе разница? Я завтра улетаю. Делай что хочешь. Только меня в это не впутывай.
В голосе Маши отчетливо зазвучало раздражение. Иван подумал, что она права. Полгода как Нина умерла. Он должен быть в трауре, а не крутить роман с девчонкой вдвое младше себя и терять от этого голову.
– Ладно, прости. – Он робко тронул Машу за плечо. – Пойми, я люблю ее.
– Люби на здоровье, только с ума не сходи. Вернется твоя Катя, никуда не денется.
– Ты правда так думаешь? – Иван с надеждой уцепился за ее слова, как утопающий хватается за соломинку.
– Правда, – нехотя, сквозь зубы, ответила Маша.
Иван тяжело вздохнул и кивнул. Все равно выхода нет, придется ждать. Катя должна прийти или хотя бы позвонить. Не может же она вот так без предупреждения исчезнуть и не дать о себе знать. Или… может?
Он с трудом доел суп, налил себе чаю и со стаканом в руках ушел в комнату. В груди нарастало ощущение тоскливой пустоты. Иван отчетливо понимал, что Катино исчезновение не внезапно и не случайно, оно лишь закономерный итог того, что творилось последнюю неделю. Маша права – они не пара друг другу. Кате он не нужен. Вернее, был нужен – когда ей требовались деньги на аренду, когда она была в тяжелом положении. А теперь, когда у нее есть собственная жилплощадь и нет надобности выкручиваться с финансами – теперь он стал ей в тягость. Вот откуда ее плохое настроение, виноватый тон, резкий отказ ехать с ним в отпуск. Она хотела уйти и ушла. Ушла к тому, с кем говорила тайком по телефону, просто-напросто сбежала, бросила его, иначе и быть не могло – зачем молоденькой девчонке, красавице, пожилой больной кавалер, без особых доходов, с алкогольным прошлым!
«Хоть бы простилась по-человечески, – помертвевшими губами бормотал Иван. – Зачем же так, как воришка, тайком… да еще и трубку не брать… эх, Катя, Катя…»
Ему было больно и обидно до слез. Разве он стал бы ее держать силой? Да для него главное, чтобы она, дуреха, была счастлива…
Маша за дверью сновала взад-вперед, собирала вещи, грохала дверцами шкафа, запускала стиралку. Ивану хотелось, чтобы она оставила свои дела, села с ним рядом, просто помолчала, сочувственно подержала за руку. Но просить об этом ему не позволяла гордость. Он строго-настрого запретил себе звонить Кате – ушла, так ушла пусть. В конце концов, он мужик или кто?
Остаток вечера показался Ивану адом. Он не находил себе места, метался по комнате, садился, снова вскакивал, то и дело смотрел на часы и ждал. Надеялся, что Катя одумается и хотя бы позвонит. Но телефон молчал.
Около полуночи Иван в изнеможении прилег на диван, не раздеваясь, и на пару часов забылся полусном-полубредом.
45
Ровно в четыре утра его словно подбросила какая-то сила. Иван вскочил, чувствуя, что сна нет ни в одном глазу. Первым делом он глянул на телефон, лелея надежду, что там может быть эсэмэска от Кати. Но экран был девственно чист. Иван поколебался и нажал на вызов: электронный голос произнес ему в ухо, что абонент недоступен. Значит, выключила аппарат, чтобы он не надоедал ей своими звонками. Или… вдруг все же что-то случилось?
Ивана прошиб холодный пот. Он почти бегом кинулся в ванную, встал под душ. Через двадцать минут он, уже полностью одетый, стоял в прихожей. Скрипнула дверь. Перед Иваном возникло заспанное лицо Маши.
– Ты с ума сошел? Пять утра! Куда собрался?
– Пойду, схожу к ней домой. Наверняка она там.
– А попозже нельзя это сделать?
– Не могу попозже. Нужно сейчас. – Он не стал слушать ответную тираду, повернулся и хлопнул дверью.
На улице был лютый холод и непроглядный мрак. Иван надвинул шапку на самый лоб, поднял воротник и зашагал к метро. Станция еще была закрыта, и ему пришлось минут десять торчать на продувном ветру. Однако Иван не чувствовал холода. Пару раз он набрал Катю, ее аппарат по-прежнему был выключен. От его вчерашней обиды не осталось и следа – он весь был во власти тревоги. Что-то случилось, какая-то беда! А он, идиот, вместо того чтобы еще вчера бежать в полицию, принимать меры, раскис, распустил нюни, думал о всякой чепухе – любит его Катя, не любит!
Иван почти вбежал в распахнувшиеся стеклянные двери, долго и муторно дожидался, пока первый поезд приползет на платформу. Через сорок минут он стоял у Катиной квартиры и изо всех сил жал на звонок. Никто не открывал. Значит, Катя дома не ночевала, не могла же она уйти ни свет ни заря. Что делать, где ее искать? Иван с отчаянием подумал, что не знает о Кате ничего, что могло бы хоть как-то облегчить поиски, пролить свет на ее местонахождение. Ни ее друзей, ни знакомых, ни даже адреса салона, через который она продает картины. Надо звонить Семену, пусть снова подключает свою Танюшку. Пусть объявят Катю в розыск, или как там у них это делается…
Иван взглянул на время – семь часов. Рановато, но ничего. Он набрал номер.
– Доброе утро, Палыч, – сонно и хмуро отозвался Семен. – Чего беспокоишь с утра пораньше? Случилось чего?
– Случилось. Катя пропала!
– Как пропала? Куда?
– Если б знал куда, не звонил бы. – Иван ощутил, как перехватывает дыхание.
– Ну ты погоди, Вань, – уже мягче произнес Семен, угадав его состояние. – Ты толком скажи. Я ж не знаю, что у вас там стряслось. Поссорились?
– Немного, – выдавил Иван и тут же добавил: – Но помирились. Сразу же.
– Может, она того… обиделась на тебя?
– Ума не приложу, за что! Говорю же, мы тут же помирились. Она целый день до вечера дома была, а потом вдруг ушла. Никому ничего не сказала. Я с работы вернулся – ее нет.
– Звонил ей?
– А то!
– И что? Не отвечает? Или недоступна?
– Сначала первое, затем второе. И дома ее нет, я уже здесь, у ее квартиры.
Семен замолчал, задумавшись. Иван тоже молчал, машинально прислушиваясь к звукам подъезда.
– Ну вот что, Палыч, – проговорил наконец Семен, – ты раньше времени не паникуй. Думаю, найдется Катерина, никуда не денется. Больно норовистая она у тебя, вечно какие-то фокусы с ней происходят.
