Нэнси Дрю для Джилл – это то же самое, что для меня Килгор Траут, и поэтому Джилл спрашивает: «Куда ты собрался?»
Я отвечаю: «Иду на почту отправить письмо».
Она говорит: «Ты же вроде бы не бедствуешь. Почему бы тебе не купить тысячу-другую конвертов и не держать их у себя в ящике стола?» Она думает, что в ее словах есть логика. У нее есть компьютер. У нее есть факс. У нее есть автоответчик, и поэтому она узнает все важное вовремя. У нее есть ксерокс. У нее есть все это барахло.
Я говорю: «Я скоро вернусь»
* * *
И вот я выхожу в окружающий мир! Кого там только нет! Голубые! Охотники за автографами! Наркоманы! Люди, делающие настоящее дело! Может быть, девица, которую я в два счета соблазню! Сотрудники ООН и дипломаты!
Наш дом находится неподалеку от ООН, и поэтому вокруг много людей, похожих на иностранцев. Они садятся в неправильно припаркованные лимузины или вылезают из них, пытаются изо всех сил, как и все мы, сохранить свое чувство собственного достоинства. Пока я медленно проходил полквартала к газетному киоску на Второй авеню – там еще продаются всякие канцелярские товары, – я мог бы, если бы захотел, почувствовать себя Хэмфри Богартом или Петером Лорре из «Касабланки»
[43]
, третьего самого великого фильма за всю историю кино. Почему? Потому что вокруг все эти иностранцы.
Самый великий фильм, как знают все, у кого хотя бы полчерепа набито мозгами, это «Моя собачья жизнь»
[44]
. Второй фильм – это «Все о Еве»
[45]
.
Тем не менее есть шанс, что я увижу Кэтрин Хэпберн, настоящую кинозвезду. Она живет в одном квартале от нас. Когда я с ней здороваюсь и представляюсь, ома всегда отвечает: «О, так вы тот самый друг моего брата». Я не знаком с ее братом.
Нет, сегодня не повезло, ну и черт с ним. Я – философ. Кем же мне еще быть.
Я иду в газетный киоск. Небогатые люди, проживающие свои жизни, не стоящие того, стоят в очереди за лотерейными билетами. Все хранят свое достоинство. Они притворяются, что не знают меня. Как же, поверил я. Я знаменитость, меня все знают.
Киоском владеет семейная пара. Они индусы, честное слово! Индусы. У женщины между глаз крошечный рубин. Ради того, чтобы на это посмотреть, стоило пройти квартал. Кому здесь конверт?
Вам следует помнить – поцелуй все еще поцелуй, а вздох – все еще вздох.
Я знаю этот индусский киоск не хуже его хозяев. Не зря я изучал антропологию. Без помощи хозяйки я нахожу конверт восемь на двенадцать, одновременно с этим вспоминаю шутку о бейсбольной команде «Чикагские псы». Ходили слухи, что «Псы» переезжают на Филиппинские острова, где их переименуют в «Манильские листовертки». Насчет «Бостонских красных гетр» это тоже была бы неплохая шуточка.
* * *
Я встаю в конец очереди и начинаю болтать с покупателями. Они тоже пришли не за лотерейными билетами. Подсевшие на лотерейные билеты люди – надежда и нумерология давно спустили с них семь шкур, – если судить по их поведению, вполне могут страдать ПКА. Вы можете задавить такого большегрузным грузовиком. Он не заметит.
57
Я отхожу от киоска и прохожу еще один квартал на юг до почты. Я тайно влюблен в женщину, сидящую за прилавком. Я уже положил свои страницы в конверт. Я надписал адрес и встал в конец другой длинной очереди. Теперь мне нужна марка.
Женщина, в которую я влюблен, не знает об этом. Знаете, что такое «профессиональное выражение лица»? Как у игрока в покер, например? Так вот, эта девушка смотрит на меня, как ребенок на кремовый торт.
Она сидит за высоким прилавком и одета в форменную одежду. Поэтому я ее не видел целиком, только то, что выше шеи. Этого достаточно! Выше шеи она словно шашлык из баранины! Я не имею в виду, что она похожа на шашлык из баранины. Я имею в виду, что, глядя на нее, я чувствую то же, что когда гляжу на лежащий на моей тарелке шашлык из баранины. Надо ею заняться! Надо ею заняться!
Я уверен, даже если снять с нее сережки и косметику, все равно ее шея, лицо, уши и волосы будут словно шашлык из баранины. Каждый день на ее шее и ушах болтаются новые украшения. Иногда прическа поднята вверх, иногда – опущена вниз. Иногда волосы накручены, иногда – прямые. Что она только не делает со своими губами и глазами! Однажды я покупал марку у дочери графа Дракулы! А на следующий день меня встречала Дева Мария.
В этот раз она была Ингрид Бергман из «Стромболи»
[46]
. Но она все еще далеко от меня. Передо мной в очереди стоит множество старых развалин, не могущих уже сосчитать сдачу, и иммигрантов, которые говорят бог знает на чем, воображая, что это и есть английский.
Один раз я обнаружил, что на почте у меня обчистили карманы. Кто бы это мог быть?
Я с толком использую ожидание. Я узнаю массу сведений о глупых начальниках, о делах, которыми мне уже не заняться, о частях света, которые я не увижу, о болезнях, с которыми, надеюсь, никогда не познакомлюсь, о различных породах собак, которых люди держат у себя дома, и так далее. Через компьютер, спросите вы? Да нет. Я проделал это с помощью забытого искусства беседы.
Наконец мой конверт взвешен и проштампован той единственной женщиной в мире, которая могла бы сделать меня по-настоящему счастливым. С нею мне не нужно было бы подделывать счастье.
Я иду домой. Я неплохо провел время. Послушайте: мы здесь, на Земле, для того, чтобы бродить, где хотим, не забывая при этом как следует пернуть. Если кто-нибудь будет утверждать что-то иное, пошлите его к дьяволу!
58
Я учил людей писать в течение своих семидесяти трех лет на автопилоте, до ли катаклизма, после ли. Я начал это делать в 1965 году в Университете Айова. После этого был Гарвард и Сити-Колледж в Нью-Йорке. Сейчас я это бросил.
Я учил, как общаться с помощью чернил и бумаги. Я говорил своим студентам, чтобы, когда они пишут, они воображали себя на свидании, в путешествии, а если им хочется, воображали, будто они в огромном публичном доме, набитом битком, хотя на самом деле они сидят в полном одиночестве. Я сказал, что рассчитываю на то, что они будут заниматься этим только при помощи двадцати шести фонетических символов, десяти цифр и восьми или около того знаков препинания, хитрым образом составленных в последовательности, поделенные на части, расположенные горизонтально одна под другой, поскольку так уже поступали до них.
