– Ну, кто-то защищает вас, например Соня Потапова, Мила Савушкина. Но большинство утверждают обратное.
– Как обратное?? Какое большинство? – Анне сделалось душно и резко захотелось пить.
Дроздов продолжал искоса наблюдать за ней.
– Однокурсницы Жарко рассказали, что, выйдя из вашего кабинета, она выглядела крайне подавленной. Сказала, что у нее не осталось сил. Что она в отчаянии.
– Я этого не слышала. В кабинете она этого не говорила. Мила и Соня подтвердят.
– Савушкина и Потапова могут умалчивать об этом. Они ведь ваши любимчики.
– У меня нет любимчиков!
– Есть, – неожиданно жестко произнес Дроздов. – Например, Анисимов Семен. Ему грозит отчисление за прогулы, а вы сидите с ним почти ежедневно. Марина Сухаренко пропускает половину каждого семестра и имеет у вас «отлично» по алгебре и геометрии. Чем это еще объяснить, как не вашим пристрастием к данным студентам?
– Хорошо, я объясню, – терпеливо сказала Анна. – Семен умный парень, у него тяжелые личные обстоятельства, в семье он кормилец. Работа мешает ему полноценно учиться. У Марины больное сердце.
– А вам не приходило в голову, что у Оли тоже могли быть какие-то обстоятельства, вам неизвестные, которые мешали ей заниматься?
– Не приходило. И я сожалею об этом. Но… у Оли была благополучная семья, и, насколько я знаю, она не страдала никакими заболеваниями.
– Странно, что вы, такая отзывчивая к одним своим ученикам, не потрудились узнать подробности жизни другой. – Дроздов расцепил ладони и забарабанил пальцами по столу.
– Я собиралась это сделать. Но… Оля меня опередила. Это трагическая случайность.
– Вот в этом мы разберемся, – с уверенностью сказал Дроздов. – Обязательно разберемся, случайность ли то, что произошло. А вам, Анна Анатольевна, советую пока что обдумать, почему так вышло. Проанализировать, так сказать, свое поведение. – В голосе у него Анна снова уловила неприязнь, хотя, надо отдать должное, все это время держался он официально и сдержанно, ничего лишнего себе не позволял. – Так что давайте-ка еще раз восстановим всю картину с самого начала и поподробней.
Он достал из ящика стола диктофон.
– Рассказывайте все, что помните. В самых мелких деталях. Весь тот день, когда к вам пришла Оля Жарко сдавать свои долги. Я буду задавать вопросы, постарайтесь дать на них точные и полные ответы. Не удивляйтесь, если вопросы вы уже слышали прежде и отвечали на них. Все это пойдет в протокол.
– Хорошо. – Анна постаралась взять себя в руки и добиться того, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. Ей это удалось. Дроздов кивнул и ткнул волосатым пальцем в диктофон.
– Накануне трагедии Оля Жарко пришла ко мне сдавать хвосты по алгебре.
– В который раз?
– В третий.
– Все одни и те же хвосты?
– Да, те же. С прошлого семестра. Она просто ничего не делала. Ходила в надежде на то, что я поставлю ей удовлетворительно.
– Может, она не в силах была ответить? Плохо соображала? Или… боялась вас? – Дроздов слегка подчеркнул последнюю фразу.
– Чего ей меня бояться? Я что – монстр?
– Ну внешне нет, – без улыбки сказал он, – но вот некоторые ваши ученики свидетельствуют о том, что опасаются вас. Что на ваших предметах чувствуют себя не в своей тарелке, волнуются, паникуют.
– Кто же это, если не секрет?
– Не секрет. Например, первокурсницы Татьяна Пастухова и Вероника Глиник. Второкурсник Антон Синицын. С третьего курса тоже есть. Назвать?
– Нет, не стоит. Я поняла. – Анна судорожно сглотнула вставший в горле комок. – Это все студенты-аутсайдеры.
– Кто, простите? – Дроздов посмотрел на нее с недоумением.
– Отстающие. Они плохо учатся по всем предметам, не только по моему. Не выполняют домашних заданий, прогуливают.
– Да, но о других преподавателях они так не отзывались.
– Потому что другие, не все, но некоторые, из жалости ставят им тройки.
– Из жалости. – Дроздов понимающе покачал головой. – А вы, значит, принципиальная и жалости не испытываете?
Анна поглядела на него с удивлением.
– А почему я должна их жалеть? Они здоровы, не инвалиды, имеют родителей, которые их содержат. У всех дорогие телефоны, ноутбуки, шмотки. Вот, на третьем курсе есть парень, Андрей Щеголенко, у него врожденный ДЦП. Он с трудом ходит и шевелит пальцами. Но он знает мой предмет и, надеюсь, другие предметы тоже. Вот он, возможно, и достоин жалости, но ему не нравится, когда к нему проявляют особое отношение. Та же Сухаренко с пороком сердца себя нисколько не жалеет, учится на одни пятерки и…
– Это, к сожалению, демагогия, Анна Анатольевна, – перебил Дроздов. – Пустые слова. Люди все разные, а особенно подростки. Они же еще не взрослые, у них другая психика. Иногда их надо жалеть.
– И ставить им незаслуженные оценки?
– Да, ставить, – он повысил голос. – Ставить тройки, если отвечают на пару. Чтобы потом… чтобы не пришлось вот так сидеть здесь в кабинете!
Анна увидела, что ему немного изменила выдержка, и поняла, что он капельку, самую малость, но сочувствует ей. Конечно, она ведь ему в дочери годится. Дроздов уже подавил непрошеные эмоции, чуть ослабил галстук, промокнул салфеткой выступивший на лбу пот.
– Ладно. Продолжайте. Что было дальше?
– Дальше Оля ничего не смогла ответить. В третий раз. Было видно, что она даже не открывала конспекты.
– И вы не приняли у нее пересдачу.
– Нет. Я отправила ее домой, готовиться.
– Как реагировала Жарко на ваше решение?
– Неадекватно. Начала плакать, упрашивать, заламывала руки.
– То есть с ней была истерика?
– Да, можно так сказать.
– А вы предприняли что-нибудь, чтобы успокоить Олю? Или равнодушно смотрели на ее слезы?
– Конечно нет! Я постаралась ее утешить, как могла.
– А вот преподаватель истории Тихон Ковригин утверждает обратное. Он говорит, что зашел в кабинет, услышав плач Жарко. И что вы спокойно сидели и никак на него не реагировали. Он утверждает, что лично принес девочке воды, чтобы та хоть немного пришла в себя.
Анна пожала плечами:
– Ну да, он зашел, увидел рыдающую Ольгу и сходил в коридор за водой. Если бы он не зашел, я бы сама сходила или послала бы кого-то из ребят.
– Ладно, я понял, – Дроздов кивнул. – Продолжайте.
– Собственно, на этом все и закончилось. Я предложила Жарко позаниматься дополнительно, она отказалась.
– Позаниматься за деньги? – Дроздов, казалось, ждал этих слов. Лицо его оживилось.
– Нет, просто так. В свободное время после пар.
