– Ее. – Анна кивнула.
– Ну конечно, как я могла не заметить? – Зеленина всплеснула руками. – Оля еще так хотела играть Джульетту у нас в спектакле! Видимо, чтобы поближе общаться с Васей.
– Конечно, – подтвердила Анна. – В дневнике накануне самоубийства она пишет исключительно про свои чувства к Мамаеву, пишет, что он ее Ромео и она добьется его любой ценой.
– А какой ценой – не пишет? – спросила Зеленина.
– Нет. Но следователь, прочтя дневник, согласился, что зачет по алгебре явился лишь катализатором, а не причиной Ольгиного суицида. Что она уже до этого дошла до ручки, напридумывала себе всякого, записку написала, скорей всего, в состоянии аффекта.
– То есть с вас снимают обвинение? – Инна Михайловна внимательно посмотрела на Анну.
– Нет, к сожалению, пока об этом речь не идет, – сказала та. – Но шансы есть. Так говорит мой адвокат.
– Я верила, что вы победите, – проговорила Зеленина с теплотой. – Я с самого начала всем говорила, что вы не имеете отношения к смерти несчастной Оли.
– Спасибо, – растроганно произнесла Анна, чувствуя, как глаза наполняются горячей влагой.
– Ну что вы, милая, не надо, не плачьте. – Зеленина погладила Анину руку.
– Нет, я не плачу, – Анна улыбнулась сквозь слезы. В отношении к ней Инны Михайловны чувствовалась почти материнская нежность – это было то, чего так отчаянно не хватало Анне, в юном возрасте лишившейся родителей. – Я еще хотела вас предупредить, – она отерла глаза ладонью, – Тихон Павлович пристает к несовершеннолетним студенткам.
– Откуда вы это взяли? – резко спросила Зеленина.
– Лева Геращенко видел, как он пытается взять за руку Дашу Беленькую. Если проследить за ним, думаю, это не единичный случай. – Анна не стала говорить Инне Михайловне про то, как Тихон Павлович приставал к ней самой.
– М-да, – задумчиво проговорила Зеленина. – Хорошо, что вы мне сказали. А ведь он собирался свидетельствовать против вас на суде.
– Теперь он это вряд ли сделает. Лева с ним поговорил по душам.
– Я приму меры, – твердо пообещала Зеленина. – А мы, кажется, приехали.
Анна высадила Инну Михайловну у подъезда, хотела помочь ей с цветами и подарком, но та отказалась.
– Еще вас в квартиру гонять. Сама как-нибудь справлюсь. Спасибо, Анечка, – сказала она и скрылась за металлической дверью.
Анна поехала в садик. На душе у нее было тоскливо. Перед глазами стояло лицо Дмитрия, затравленные взгляды, которые он бросал на нее через стол. Почему он так поступил с ней? Ведь сам страдает, смотрит как побитая собака.
Зазвонил телефон.
– Анна Анатольевна, вы где?
– В машине я. – Анна почувствовала смутное раздражение. Ей хотелось сейчас побыть одной. Подумать о Клюеве, переварить сегодняшний день.
Дрон тотчас уловил ее эмоции.
– Почему вы такая?
– Какая?
– Кислая. Мне Олесю забрать? Я могу с ней пешком дойти.
– Пешком далеко. Не надо, я уже еду.
– Тогда мне прямо к вам домой?
Анна хотела было сказать, чтобы он сегодня не приходил, но ей стало жаль его. Да и что она будет делать одна весь вечер? Убиваться по Клюеву, сопли жевать?
– Да, давай домой, – сказала она решительно.
– Понял. Буду, – с готовностью произнес Дрон и отключился.
Анна не спеша доехала до сада, забрала Олесю и привезла ее домой. Вскоре пришел Дрон. Едва Анна увидела его в дверях, мысли о Клюеве улетучились сами собой. От Сашки веяло таким спокойствием, уютом и позитивом, что Анна ощущала себя комфортно и в безопасности. Вдвоем они приготовили ужин, поиграли с Олесей, обсудили последние новости колледжа. Анна видела, однако, что за Сашкиной бравадой скрывается страх. Он то и дело кидал на нее напряженные взгляды, словно пытаясь просканировать насквозь. Как будто он мог знать о том, что она сегодня видела Клюева!
Было уже совсем поздно, когда Дрон начал собираться домой. Он показался Анне каким-то бледным и утомленным, и она почувствовала угрызения совести: парень проводит у нее все вечера, трудится по хозяйству, работает массовиком-затейником. А ведь днем он вкалывает в сервисе, пытается разобраться с долгами, взялся за диплом. И никогда ни единой жалобы! Даже виду не подаст, что устал или чем-то расстроен.
– Саш, спасибо тебе, – проговорила она как можно ласковей.
– Да ладно. – Дрон застегнул молнию на куртке и неловко потоптался на половичке.
– Если бы не ты, не знаю, как бы я справлялась со всем этим… – Анна не договорила и постаралась подавить вздох.
– Анна Анатольевна, а можно вас спросить? – Дрон взглянул ей прямо в глаза, отчего по спине у Анны неожиданно поползли мурашки.
– О чем?
– Можно или нет? – настойчиво повторил Сашка.
– Ну конечно, спрашивай, – Анна пожала плечами.
– Вы… все еще любите этого вашего… завхоза, короче?
Анна молчала, не зная, что ответить. С ней творилось что-то удивительное. Еще три часа назад она думала, что ее чувства к Клюеву не прошли. Но сейчас, под пристальным взглядом Сашки, она ощущала совсем другое: она была совершенно уверена, что Клюев ей до лампочки! И еще – ей вдруг захотелось подойти к Дрону совсем близко и взять его за руку.
«Внимание, опасность», – просигналило у нее в мозгу. Опасность действительно была – потому что Дрон безусловно понял Анино молчание и почувствовал все ее скрытые желания. Еще мгновение – и он перешел бы в наступление. Этого Анна позволить не могла. Усилием воли она стряхнула с себя сладкое оцепенение и отступила назад. Сашка тоже очнулся, лицо его приняло обычное выражение.
– Ясно, – произнес он спокойно и слегка насмешливо.
– Что тебе ясно? – Анна не смогла сдержаться и тоже улыбнулась.
– Все хорошо, Анна Анатольевна. Спите спокойно.
С этими словами Дрон повернулся к ней спиной и скрылся за дверью. Анна еще минуту стояла в прихожей, не замечая, что продолжает улыбаться. Затем сделала глубокий вдох полной грудью и пошла в комнату.
21
Случается же иногда такое – человек лег спать абсолютно здоровым и бодрым, полным надежд и самых смелых планов на будущее, а проснулся больным и немощным, и все его планы летят в тартарары… Вот так произошло и с Дроном: вернувшись от Анны, он никак не мог заснуть, ворочался в кровати с боку на бок, а в голове беспорядочным вихрем неслись мысли… О чем он только не думал: о том, что надо обязательно пойти с ней к следователю в следующий раз и все как следует разузнать, может быть, ей по-прежнему грозит опасность, а она ему об этом не говорит. Эта мысль гармонично сочеталась с другой – о том, что у Анны самые потрясающие на свете ноги и грудь. И еще с одной – вдруг Ирка согласится как-нибудь вечером посидеть с Олесей, а они смогут куда-нибудь сходить вдвоем. И может быть даже, Дрон рискнет назвать ее Аней! И еще, еще… много всего, от чего Дрону становилось жарко, ладони делались влажными, а кровать тесной… он не заметил, как все-таки заснул. А проснулся неожиданно, от лютого холода. Дрон открыл глаза – вокруг царил непроглядный мрак. Он почувствовал, что у него зуб на зуб не попадает, его буквально трясло, руки и ноги были ледяными. Сашка подумал, что мать, как всегда, решила проветрить в его комнате, пока он спал, а закрыть окно забыла. Он с огромным трудом сполз с кровати на пол. Тут же в голове его что-то екнуло, и темнота поплыла перед глазами тошнотворной каруселью.
