– …Прошу всех встать… Слушается дело Акуловой Анны Анатольевны, уроженки Москвы…
Анна слушала словно в тумане. Судья изложила дело и предоставила слово обвинению. Прокурор показалась Анне довольно доброжелательной дамой, она задавала вопросы, практически те же, что и Дроздов. Анна отвечала, стараясь говорить как можно более убедительно и спокойно. Единственное, чем она была озабочена, – не встречаться взглядом с матерью Жарко. Та продолжала буравить ее глазами из второго ряда. Прокурор закончила допрашивать Анну и перешла к свидетелям. Несколько преподавателей и студентов поочередно рассказали суду о том, какой злой и несправедливой была Анна. Это тоже было не ново. Дошла очередь и до Тихона Павловича. Он мялся, жался, но ничего плохого про Анну не сказал. Подтвердил, что Ольга в кабинете покончить собой не обещала и что Анна студентку не оскорбляла, а, наоборот, пыталась успокоить. Когда он закончил и сел, Лева поднял вверх большой палец. Анна едва заметно кивнула ему в благодарность – именно благодаря Леве историк из врага превратился в союзника. Затем допросили администрацию. Граубе был резок, критиковал Анну и несколько раз повторил, что это его упущение и отныне он примет самые строгие меры к подобным проступкам. Зеленина, наоборот, защищала Анну, как могла, просила учесть ее домашние обстоятельства вплоть до ранней потери родителей.
Потом слово передали Михаилу Израилевичу. Тот с ходу стал напирать на Ольгин дневник, вызвал Сажину и Мамаева, те, бледнея и заикаясь, тем не менее, сказали правду. Выступила Марина Сухаренко, горячо и со слезами просившая снять обвинение с самого лучшего педагога в колледже. После ее слов в зале не стихал гул. Судья несколько раз делала замечания то одним, то другим и наконец пригрозила прекратить заседание.
Шум с трудом, но стих, а тут подоспел и перерыв. Анна и Михаил Израилевич вышли в коридор, и там их обступила целая толпа. Это были сторонники Анны, все они во главе со Светкой старались сказать слова ободрения и поддержки. Лившиц выглядел чрезвычайно довольным, еще бы – дело явно склонялось в его пользу. Мимо прошла прокурор, за ней следовал Дроздов. При виде Анны и адвоката он притормозил и чуть наклонил голову. Анна поняла, что это знак поддержки, и кивнула в ответ.
– Анна Анатольевна! Вы не переживайте, – к ней подошла Мила Савушкина. – Сейчас нас с Соней вызовут, и мы подтвердим, что вы ничего плохого Ольге не желали. Все расскажем, как она себя вела, как истерила, как… – она умолкла, не окончив фразы. Анна перехватила ее взгляд и увидела Жарко-старшего. Тот стоял неподалеку и смотрел на нее с такой ненавистью, что ей стало не по себе.
– Радуешься? – спросил он хриплым полушепотом. – И этот старый прохвост тоже рад? Угробила человека и хочешь остаться безнаказанной?
– Анна Анатольевна не виновата в том, что произошло, – тихо, но твердо произнесла Мила. – Мы были там, мы видели. Правда, Соня? – она вытащила из толпы подругу. Та молча кивнула.
– Что ты врешь? – неожиданно взревел Жарко. – Разве тебя не учили, что врать нехорошо? Ты, дрянь малолетняя!
Из плотного кольца стоящих выступил Лева:
– Послушайте, не нужно так. Я прошу вас, успокойтесь. Здесь все решает суд. – Он попытался оттеснить Жарко от Анны и Михаила Израилевича.
– А ты кто такой? Что еще за сопляк? Учить меня вздумал? – не унимался Жарко.
– Я учитель. Я вел у вашей Оли физкультуру. И если вы не перестанете, то придется обратиться к судье.
– Испугал! – презрительно фыркнул Жарко, но все-таки развернулся и пошел к окну, где стояла его супруга.
– Держись, Аня, – Лева похлопал ее по плечу. – Мы тебя в обиду не дадим.
Анна поглядела на Сашку – тот улыбался ей, изо всех сил стараясь казаться спокойным, но в глазах была тревога.
– Саш, можешь чаю принести? Пить хочу, умираю.
– Конечно. Сейчас. – Он побежал к автомату.
Анна удовлетворенно кивнула. Вот так-то лучше. Пусть вместо того, чтобы психовать, займется чем-то полезным. И вдруг увидела Клюева – тот стоял поодаль вполоборота к ней и что-то говорил в телефон, прикрыв рукой трубку.
– И мне захватите, молодой человек, – прокричал вслед Дрону Лившиц. – Только без сахара!
Анна хотела отвернуться, но не успела. Клюев оторвался от телефона, и взгляды их встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Анна заметила Сашку, идущего к ней со стаканчиками в обеих руках.
– Не парень, а метеор, – восхитился Михаил Израилевич.
– Осторожно, горячо. – Дрон протянул один стаканчик Анне, другой адвокату. Тот жадно глотнул, обжегся и стал дуть, смешно вытягивая губы трубочкой. – У меня еще вот что есть, – Сашка жестом фокусника извлек из кармана маленькую шоколадку. – Съешь, тебе сейчас нужно, – сказал он Анне.
Та рассеянно кивнула, преодолевая желание еще раз взглянуть на Клюева. Зачем он здесь? Пришел послушать? Любопытство разобрало? Ей не хотелось, чтобы Сашка увидел Клюева, но тот не смотрел по сторонам, озабоченный тем, чтобы Анна съела шоколадку.
Они допили чай и зашли в зал. Жарко уже были на своих местах, рядом с ними сел Граубе и что-то тихо говорил на ухо матери Ольги. Она кивала и жадно отхлебывала воду из бутылки…
– Вызывается свидетельница Савушкина Людмила Борисовна. Допрашивается в присутствии матери, Савушкиной Инги Валерьевны, как несовершеннолетняя.
Мила встала и взошла на трибуну. Она была очень бледной, но держалась спокойно.
– Людмила Борисовна, вы были в кабинете в тот момент, когда Ольга Жарко пыталась ответить материал Акуловой?
– Да, была. Я готовилась к ответу.
– Расскажите, как вела себя Акулова. Она оскорбляла Жарко? Смеялась над ней?
– Нет! Абсолютно нет. Анна Анатольевна терпеливо пыталась выслушать Ольгу, но та сразу начала плакать.
– Скажите, Жарко говорила, что не в состоянии больше выносить создавшееся положение?
– Кажется, нет. – Мила на секунду замялась. – Точно нет. Она просто ревела как белуга и просила поставить ей тройку.
– А свидетельница Макарова утверждает обратное, – сказала прокурор. – Она говорит, что Жарко жаловалась на то, что ее жизнь невыносима из-за Акуловой.
– Ваша честь, я протестую, – перебил Михаил Израилевич. – Свидетельницы Макаровой не было в кабинете. Она стояла в коридоре.
– Протест принят, – судья кивнула. – Продолжайте допрос.
Мила ушла. Лившиц пригласил Соню Потапову, и она также подтвердила, что Ольга ничего такого в кабинете при них не говорила и вела себя, мягко говоря, нехорошо.
– Ваша честь, – проговорил Михаил Израилевич, обращаясь к судье, – прошу учесть вас показание этих девушек. На данный момент они – основные свидетели, так как лишь они находились в кабинете и присутствовали при нелицеприятной сцене, инициатором которой была Ольга Жарко.
– Что он такое несет? – громким стонущим голосом выкрикнула мать Жарко. – Какую еще сцену инициировала моя бедная девочка? Ее просто-напросто вынудили уйти из жизни! Она вынудила! – Жарко ткнула пальцем в Анну. – А ее еще защищают! Позор!
