Забыла-забыла-забыла…
Как возможно забыть про самый ужасный глазок?
Или именно так все и устроено: про самый ужасный глазок ты чаще всего забываешь?
Потому что помнить – невыносимо…
* * *
Последний раз я болела у бабушки в возрасте шести лет, незадолго до Нового года.
Перед этим меня свозили на елку в Лужники. Там такое происходило! Там разбойники обманули Снегурочку, посадили ее на верблюда (настоящего) и повезли в пустыню Сахару – чтобы она растаяла. Но ее, конечно, спасли. Ради этого были задействованы все цирковые ресурсы: кувыркающиеся акробаты, летающие гимнасты, дрессированные собачки…
А после елки, уже у бабушки, у меня (как обычно) поднялась температура. В разгар эпидемии гриппа ничего сверхъестественного в этом не было. Но, может быть, бабушка тоже считала, что все «болезни – на нервной почве»? Может, она и научила этой истине маму? А может, бабушка просто решила меня развлечь. И рассказала мне – не про Хаврошечку, не про Красную Шапочку, не про Царевну-лягушку – она рассказала про Деда Мороза.
Что Деда Мороза – НЕТ!
То есть что значит «нет», он есть. Я же видела Деда Мороза на елке в Лужниках! Но на самом деле это артист в костюме Деда Мороза и загримированный: бороду он приклеивает, а щеки и нос красит красной помадой. Бабушка говорила со знанием дела. Когда-то она со своими учениками ставила разные «сценки» (сейчас бы сказали «мини-спектакли», а тогда говорили исключительно «сценки»). Бабушка изображала, как Дед Мороз красит нос, и хихикала. Я не помню, чтобы когда-нибудь бабушка смеялась. А тут она стала показывать, как нужно красить нос, – и развеселилась.
…Если бы у меня была волшебная палочка, и никто бы о ней не знал, и не успел бы отнять, и не потребовал бы публично потратить свои желания, то я могла бы превратиться в Снегурочку. В белой шубке, мягких сапожках, с длинными белыми косами. Длинные белые косы казались мне пределом мечтаний. Ради них я бы согласилась быть украденной и увезенной в Африку на верблюде. Потому что в реальности из того, что росло на моей голове, по убеждению мамы, не могла получиться убедительная коса. И уж тем более «русая». А «крысиные хвостики никому не нужны!» – мама безоговорочно отметала все компромиссы и вела меня в парикмахерскую стричься.
А тут выясняется, что существуют способы превозмочь естество!
На моем лице, очевидно, отпечаталось впечатление, которое произвел на меня бабушкин рассказ. Вполне возможно, что я сидела с раскрытым ртом, – потому что бабушка выглядела довольной.
Но и действительно: это вам не какие-то странноватые чудеса из неведомой крестьянской жизни, где кто-то лезет в коровье ухо. Это настоящая Октябрьская революция! Мне открылась другая реальность, с удивительными возможностями собственных превращений. Для того чтобы у тебя возникли белые косы, существует парик! А никто и не догадается. Все кругом будут думать, что это мои настоящие волосы. И я сама, видимо, буду так думать…
Вечером температура спала.
А на следующий день приехали мама с папой.
Первое, что я радостно им сообщила, это новость о том, что Дед Мороз на самом деле – переодетый актер, а нос у него накрашен.
У мамы сделалось испуганное лицо:
– Откуда ты знаешь, Мариночка?
Что касается папы… Папа был невысокого роста, худощавый и коренастый. На первый взгляд он был ниже многих своих собеседников. Но вопреки всем законам физики, вопреки всем представлениям советской материалистической науки папа обладал уникальной способностью буквально на глазах увеличиваться в размерах. В то время в Советском Союзе еще не показывали диснеевские мультфильмы и мало кто знал о теории «тела без органов». Но папе, когда он впадал в состояние праведного гнева, не требовались примеры для подражания. Вокруг него возникало вполне ощутимое облако, заряженное электричеством, и окружающие содрогались от зрелища трансформации. Из облака вылетела первая молния:
– Анна Михайловна! Отойдемте. Нам надо поговорить, – и папа оттеснил бабушку в угол комнаты.
Я прислушивалась с интересом: оказывается, бабушка лишила меня детства. Своим дурацким рассказом подорвала веру в Деда Мороза! А эта вера необходима маленькому ребенку.
Мама, присев на край кровати, жалостливо гладила меня по руке. Возможно, мне перепала часть жалости, причитавшейся бабушке.
И больше меня ночевать у бабушки не оставляли.
* * *
К Деду Морозу бабушка не испытывала никакого почтения. Он для нее стоял в одном ряду с Колобком и Буратино – персонажами детских спектаклей.
Ничто – никакие узы, никакая память о детстве – не связывали бабушку с Дедом Морозом. До революции елка была христианским праздником, и языческому персонажу рядом с ней не было места. Если ряженые приходили, то приходили на святки. И уж точно не к бабушке, родившейся в местечке. А после революции, в 1925 году, елку вообще запретили как атрибут религиозной пропаганды. Реанимировали праздник только в 1936-м, но на советский манер и без всякого Деда Мороза. Если он где и «появлялся», то совершенно случайно.
Время Деда Мороза наступило после войны, когда всех советских детей объявили счастливыми. В этом была своя логика: счастливыми дети были прежде всего потому, что «не знали войны». Хотя потом это главное основание счастья все больше оттеснялось на задний план, и его заместило «счастье родиться в Стране Советов». Но в пятидесятых и шестидесятых в основе счастья, конечно, лежало именно рождение после войны. Так его ощущали взрослые. А тут еще и оттепель – легкие изменения общественного климата. И за детьми признали право на «беззаботное детство» и даже на какие-то «возрастные особенности». Их объявили «ужасными фантазерами» – и «подарили» им Деда Мороза и игру в волшебную палочку.
* * *
Мои отношения с Дедом Морозом складывались хорошо и после разоблачения. И в какой-то момент мне даже поручили на празднике в детском саду роль Снегурочки. Я надела белую «шубку», беленькие сапожки и парик с длинными косами. Так вот ты какое, счастье!
Пусть и краткосрочное: Дед Мороз провел елку в нашем детском саду, спешно скинул костюм, плохо вытер накрашенный нос – и побежал в другой детский сад. Меня он с собой не взял. Я не успела обидеться. Конечно, за час (представление длилось чуть меньше часа) я вполне сжилась с мыслью, что мы с Дедом Морозом – такая праздничная семья. Мы с ним – единое целое. Но обиду затмили усталость и праздничные переживания.
А никто и не обещал, что я превращусь в Снегурочку навсегда. Праздник проходит, карета снова становится тыквой…
Но было же превращение?
Большего и не надо.
* * *
Пусть у бабушки были «ковры и зеркала», но она все равно жила в коммунальной квартире. А вот дедушке и тете Жене в какой-то момент повезло: они получили отдельную квартиру.
Теперь ехать к дедушке нужно было на электричке. То есть в ужасную даль! Понятно, что дорога высасывала все силы.
