Книга Давай ограбим банк, страница 30. Автор книги Елизавета Бута

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Давай ограбим банк»

Cтраница 30

Мама начинает вести себя все более странно, но у меня дела налаживаются. В класс приходит новенький. Он сразу не разбирается, кто в классе есть кто, поэтому садится рядом со мной. Примерно с месяц мы неплохо общаемся. Это кардинально меняет мой ущербный мир. Я даже учиться начинаю лучше. Кстати, это мой бич. Единственное, что я могу изменить, — это табель об успеваемости. Просто, понимаете, никто никогда не верил, что я смогу закончить школу, и смысл моей жизни — доказать обратное. Хотя из-за оценок меня бьют все больше. Да и учителя ненавидят. Понимаете, такие, как я, не должны высовываться. Их не должно быть видно.

С появлением того новенького вроде бы все совсем налаживается. Появляется человек, с которым можно поговорить. Именно в этот момент мама в первый раз залезает на дерево. На следующий день тот парень избивает меня до полусмерти. Он разбирается в ситуации и решает таким образом реабилитировать себя в глазах окружающих. В драке всегда виноваты все участники процесса, поэтому я чаще всех оказываюсь в кабинете директора. Его не волнует, что у меня в этот момент сломан нос или ребро, он отчитывает меня за очередную драку. Я огрызаюсь и получаю по полной. Исключение из школы на две недели вместе с припиской о повышенной агрессии. Безнадежно отстаю от программы и плюю на все.

Так продолжается еще какое-то время. Питер ищет новые пути. В себя он приходит редко. Бонни очень хочет с ним общаться, поэтому меня дико раздражает, что их общение сводится к тому, что она ползает по его телу и раскрашивает его, пока он пребывает в отключке. Мама рассказывает о том, как за нами следят, нас ищут, за нами охотятся. Я ей верю. К тому же ее слова подтверждаются случайными телефонными звонками, косыми взглядами прохожих и периодически возникающим на пороге отцом. За нами следят все, но мы не дадимся врагам. Так считает мама. Кто именно за нами следит, я не знаю, но предполагаю, что отец. Больше как-то не представляю, кому мы можем быть нужны. Мама все чаще рассказывает о том, что мы поедем в Индию и там нас уже точно никто не найдет, мы обретем счастье и впадем в нирвану. Я подозреваю, что нирвана — это примерно то состояние, из которого Питер не выходит. Не особенно рвусь туда.

И вот мы уже летим в Индию. Понятия не имею, откуда мама нашла деньги на эту поездку и есть ли нам где там остановиться. Я полетел из духа противоречия. Нет, вот куда-куда, а в Индию никогда не хотел попасть. С одной стороны, это сказочная страна, о которой рассказывали все поголовно друзья мамы. С другой — я ненавижу всех ее друзей. Просто мама не хотела лететь со мной. Она считает, что те, кто за нами следят, обязательно найдут нас через меня.

— Хорошо. Когда вы вернетесь? — спрашиваю я.

— Мы не вернемся, — с ужасом в голосе отвечает она.

И я еду. Из духа противоречия. Только не нужно сейчас спрашивать, кому я противоречил. В целом, мне просто не хочется возвращаться в школу. Мне скоро четырнадцать. Бонни — пять. Мы выходим из самолета, и нас буквально оглушает жара. Она стесняет движения. Плавит мысли. Превращает в странных аморфных существ, основная задача которых — поддержание жизни в организме. Я не особенно задумываюсь над тем, куда мы сейчас едем. И зачем. Мы все время перемещаемся в пространстве. Одежда становится все более и более грязной и пыльной. Она теряет цвет. Постепенно мы начинаем походить на индусов. Останавливаемся в ашрамах. В них не так уж плохо. Мама ищет просветления у монахов. Нам выделяют комнату. Соседи по ашраму — такие же белые люди. Естественно, в оранжевом. Естественно, со стеклянными глазами и в поиске новых путей. Куда путь, никто не говорит. Да, все правильно, вместо ответа — скорбная улыбка и взгляд в вечность. Бонни с трудом переживает все эти поездки. Она худеет и слабеет. На дух не переваривает местную пищу. Я, кстати, тоже. У нее начинается аллергия буквально на все.

И вот мы уже едем к какому-то знаменитому сэнсэю. Я знаю, что они называются садху или как там еще… Я всех этих бородатых бомжей в оранжевых шапках называю сэнсэями. Мы с Бонни очень устали. Пришлось несколько дней проторчать в Дели, пока наконец удалось сесть на нужный поезд. На вокзале обязательно появляются доброжелательные парни, которые рассказывают, что именно сегодня нет никаких поездов в нужный нам город, но они могут предложить такси. У нас нет денег на такси. Тогда они раздражаются, начинают орать и яростно жестикулировать. Пару раз я на них наорал в ответ. Они сразу попритихли, но мама все равно не захотела ехать на проклятом поезде с грязной энергетикой. Жизнь в Дели — бесконечная борьба за выживание. Наконец мы садимся в поезд. В каждом купе по три полки, одна из которых без обивки. Еще есть три боковых полки в проходе. Таких закутков тридцать шесть. По три человека на полку, плюс пол, который моментально устилают тела людей. Мама все еще не отошла от прошлого поиска новых путей. Я вижу полку, на которой двое парней моего возраста. Прошу их освободить место. Они оценивающе смотрят на меня и нехотя слезают с полки. Мама послушно залезает наверх, а Бонни не хочет лезть в этот пыльный полугроб. Уговариваю ее посидеть там хоть пару часов. Иду в тамбур. Вместе с пятью индусами свешиваюсь в открытую дверь и дышу ветром. Здесь, наверное, градусов пятьдесят жары. Я больше не могу стоять на ногах. Сажусь в проходе. Рядом с туалетом и окном. Через меня то и дело кто-нибудь переступает. Рядом полусидит индианка в малиновом сари. Выключаюсь.

Кто-то осторожно дотрагивается до моего плеча. Тут же просыпаюсь. Женщина в малиновом сари объясняет что-то мне на непонятном языке и показывает в конец вагона. С каждым словом она становится все более эмоциональной. Когда она показывает рукой рост и жестом укорачивает себе волосы до плеч, понимаю, что речь идет о Бонни. Вскакиваю и иду к полке, на которой оставил ее вместе с мамой. Бонни там нет, а мама спит. Оборачиваюсь на женщину в сари. Она машет рукой. Мол, иди дальше. Иду в конец вагона, нагло переступая, а иногда и наступая на тела людей. Неважно. Вижу Бонни в последнем закутке с четырьмя полками. Рядом с ней полуголый индус с насквозь гнилыми зубами. Его лицо чуть ли не вплотную прижато к ней. Он что-то говорит и дотрагивается до ее плеча. Выдыхаю и кладу руку на его плечо. Он оборачивается, и я толкаю его как раз на столик с металлическим кантом. Он вскрикивает, и остальные мужчины в купе начинают орать на меня. Их, наверное, человек пятнадцать. Бонни немного оцепенела то ли от страха, то ли от непонимания. Беру ее на руки и иду к женщине в малиновом сари. Благодарю ее на трех языках. Она не знает ни одного из них, улыбается и начинает играть с Бонни. Они быстро находят общий язык.

Женщина достает из потертой и сильно пахнущей сумки черную лакированную коробку. Она открывает ее, и оказывается, что это набор для грима. Бонни визжит от радости. Начинаю оглядываться в поисках бумаги. Женщина понимает и разводит руками. В сумке у нее находится только пара салфеток, причем изрядно помятых. Я протягиваю Бонни руку и предлагаю «сделать мне татуировку». Она тут же приступает к разукрашиванию руки, а затем и футболки. Это последний спокойный и счастливый день в моей жизни. Я сижу, привалившись к горячей от жары стене поезда. Той, что возле туалета. Напротив меня — добрая женщина в малиновом сари. Бонни сосредоточенно что-то раскрашивает на моей руке. Ощущения дико неприятные, но пока она занята красками, с ней все будет в порядке. А мы должны доехать до этого ашрама. Я обещал маме.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация