– Они не сироты, – запротестовал выскочивший из кухни Андрей.
В коридор выглянули Тимоша и Настя и, испуганно втянув головы в плечи, снова спрятались за дверью.
– А, вон и они, – та, что постарше, потеснила плечом Вадима и зашагала к двери, – эй, дети, идите-ка сюда!
Андрей схватил ее за рукав пальто:
– Послушайте, вам здесь нечего делать! Это мои дети!
– Мужчина, ведите себя прилично, – рычит гостья, осторожно высвобождая рукав.
К ним подскакивает вторая представительница, помоложе.
– Эй, уважаемый, – в ее голосе, голосе уставшего человека, которому надоело каждый день пререкаться с непонятливыми и несознательными гражданами, звучит угроза. – Если вы не отдадите нам детей, мы сообщим в милицию. Вы нарушаете закон и препятствуете работе органов попечительства.
– Я не препятствую, – Андрей тяжело вздыхает, – это мои дети, я их отец.
– А у нас другая информация!
– Какая информация?
– Что здесь живет убийца.
Эти слова вывели Инну из ступора. Она бросилась на середину комнаты и теперь стояла между дорогими сердцу существами и олицетворенными органами попечительства.
– Пожалуйста, уходите, – просит она, прижимая руки к груди, – пожалуйста…
– Уходите немедленно! – Зина сжимает кулаки.
– Вы чокнутые? Вы что, думаете, мы не найдем на вас управу?! – гремит старшая.
– Это наши дети, – хрипит Галка, едва добравшаяся до коридора.
– Да, наши! – басит Вадим.
И тут дети заплакали. Громко, с надрывом. Андрей бросился к ним, стал на колени, сгреб в охапку.
– Папа, мне страшно! – голосит Тимоша.
– Сыночек, не бойся, все будет хорошо.
Настя вцепилась в его рубашку:
– П-па-па, н-не от-т-давай нас, – она захлебывается рыданиями и дрожит. Вся, от головы до пяточек.
– Да вы тут все сумасшедшие! – вопит старшая. – Вы что, не понимаете? Мы – представители закона! И вы ничего не сделаете, вы не имеете никакого права…
– А ну убирайтесь отсюда! – рычит Лена, наступая на нее.
Она неуклюже, спиной, пятится к входной двери.
– Лена, остановись! – кричит Андрей. – Не нужно! – он обходит Ленку, распахивает входную дверь.
– Мы еще вернемся! – грозит старшая, выскочив на площадку.
– Да, мы еще вернемся, – вторит ей молодая.
Андрей закрывает дверь, прижимается к ней спиной. Смотрит на Вадима, на маму. Его лицо искажается страданием и он, тяжело шагнув вперед, падает в их объятия…
Обнимая друг друга за плечи, не сдерживая рыданий, не стесняясь слов прощения, в эти несколько мгновений они сбросили в бездонную пропасть обиды, раздоры, непонимание и нелюбовь. И никогда больше нелюбовь не придет в их дом, а любовь… Любовь поможет побороть самые неожиданные препятствия на пути, потому что теперь они с ней заодно. Заодно с ними была Ксюха: она помогла составить заявление на опекунство от имени Галки. Оля не подходила для этого – она была прописана в одной квартире с Мишей, стоящим на учете в милиции и наркодиспансере. А когда представитель этих органов спросил у детей, не хотят ли они жить с бабушкой Олей, Настя заплакала в голос, а Тимоша обнял ее и, насупившись, прогундосил:
– Мы не хотим жить с бабушкой Олей!
Думали на Инну оформить, но нельзя, ее муж сидел, а органы опеки требуют справку о судимостях супруга. Даже если был под следствием – все, дорога в опекуны закрыта. Еще Ксюха написала запросы на почту, в поликлинику и милицию по старому месту жительства Толи и туда, где жил глухонемой брат. Ответы получила быстро. В них значилось, что вышеуказанный гражданин с такого-то месяца такого-то года в поликлинику не обращался, писем не получал, и по данным адресам не появлялся.
Заодно был участковый, он через два подъезда живет, Инна хорошо знает его маму – он не указал в справке с места жительства, что Вадим уже вернулся из мест лишения свободы. Но не соседство с семьей Франко повлияло на решение участкового, а совсем другое…
– Я тоже приемный сын, – сказал он, – пусть меня за эту справку накажут.
Заодно были друзья Вадима – за четыре дня помогли оформить все медицинские справки. Лена всегда на подхвате, занималась детьми. Папаша Тимофея быстренько написал отказ от ребенка. Судья тоже пошла навстречу – на первом же заседании отец Насти был признан пропавшим без вести, а Настюша получила статус сироты. И только одна дама в райисполкоме подозрительно приподняла бровку:
– Что-то вы очень быстро документы собрали, – и меряет Галку взглядом. – Но это еще не все, – в голосе плохо скрываемое презрение, – теперь ждите, когда курсы назначат.
– Какие курсы? – удивляется Галка. – Мне ничего об этом не говорили, – она смотрит в перечень необходимых документов, – здесь об этом ничего не написано…
– Мало ли что там не написано! Вы должны пройти курсы попечителей. И еще неизвестно, получите вы сертификат или не получите, – она перекладывает бумаги на столе.
– А где эти курсы? – спрашивает Галка и вспоминает, что ей об этом действительно говорили, а она совсем забыла…
– В Госпроме. Но они тридцатого декабря закончились, так что раньше марта не надейтесь.
– О господи… – вырвалось у Галки.
Хозяйка кабинета подозрительно щурится:
– Женщина, куда вы так спешите, а? Вам что, так сильно нужны сиротские деньги? Без них никак?
Ну что ей сказать? Что она дура? Нет, она не дура, она как никто знает, что такое есть – частенько сирот берут в семьи из-за денег. А Галка уже знает, что особенно выгодны в этом плане дэцэпэшники. В таком подходе помощи сироте нет ничего плохого – в семье дитя, да еще инвалид, будет лучше досмотрено, потому как органы опеки посещают его и сурово контролируют опекунов. Кто-то скажет – Настя с Тимошей в семье живут, что еще надо? Хм, что надо?.. Нужно все закончить. Как можно быстрее. Чтобы все стало на свои места. Чтобы все успокоились. А в семье неспокойно. Нет, все идет как нужно – каникулы закончились. Снова школа, Тимоша просится на кикбоксинг. Ищут хорошего тренера. Настенька увлеклась рисованием. Рисунки разные – то серые, то пестрые. Как потеплеет, Инна поведет ее в Дом детского творчества. По вечерам собираются в большой комнате, стараются говорить обо всем, кроме главного – завтрашнего дня, в котором нет уверенности. Все зыбко. Но говорить приходится – дети мечтают, хотят знать, что будет завтра, где они будут жить, с кем, куда поедут летом. Взрослые отвечают, но их голоса… Они всегда выдают!
А тут Ольга каждый день приезжает. Приедет, сядет в гостиной и снова за свое…
– Мои бедные сиротинушки! Моя бедная доченька! На кого ты нас покинула?
Настя в слезы, Тимоша злится. Инна с Галей готовы задушить гостью, но она этого не видит и рассказывает, как обожала Катю, как тряслась над ней, сколько ночей не спала, пока девочка выросла. Как берегла ее, да не уберегла. Сидит, плачет, руки к детям тянет, но дети к ней не идут. Она вытрет слезы, и вот в кресле сидит уже другая женщина, к которой дети точно не пойдут.
