Мужчины-возлюбленные, равно как и женщины, бывают испорчены избытком доброты и заботы, получаемой от своих любимых, и постоянная покорность Эльфриды привела к тому, что Найт проявлял только больше придирчивости в критических ситуациях, поскольку он был к ней очень сильно привязан. «Почему она не отдала мне тот, что я выбрал первым?» – спросил он себя. Даже такая маленькая непокорность, кою она выказала, была достаточно необыкновенной, чтобы стать достойной его внимания. Он не был рассержен на нее ни в малейшей степени; простое отличие в ее сегодняшнем поведении от ее всегдашнего вызвало у него размышления о сем предмете, поскольку оно озадачило его. «Это был подарок» – таковы были ее слова. Признавая это деревцо подарком, мыслил он, она едва ли ставила обыкновенного друга выше, чем его, своего возлюбленного, и если вверить его заботам тот первый мирт – это не сыграло бы никакой роли.
– Если только, разумеется, это не был подарок поклонника, – пробормотал он.
– Хотелось бы мне знать, был ли у Эльфриды когда-либо прежде возлюбленный? – сказал он громко, облекая для себя в слова довольно-таки новую идею. Этого и сопутствующих мыслей было достаточно, чтобы занять его ум, пока он засыпал, и заснул он позже, чем обычно.
На следующий день, когда они опять остались одни, он сказал ей довольно неожиданно:
– Ты любишь меня меньше или больше за то, что я сказал тебе, когда мы были на борту парохода, Эльфи?
– Ты рассказал мне так много всего, – отвечала она, поднимая на него глаза и улыбаясь.
– Я имею в виду признание, что ты выманила у меня, что я никогда прежде не был в положении влюбленного.
– Я полагаю, это удовлетворение: быть первой в твоем сердце, – сказала она, пытаясь продолжать улыбаться, но ее улыбка стала напряженной.
– Я собираюсь задать тебе вопрос, – сказал Найт с некоторой неловкостью. – Я задаю его только из прихоти, знай это, без всякой подлинной серьезности, Эльфрида. Ты, быть может, сочтешь это странным.
Эльфрида отчаянно пыталась не побледнеть. Она это не смогла, хотя ей огорчительно было думать, что бледность доказывала наличие более серьезной вины, чем румянец стыда.
– Ох, нет… я конечно же этого не подумаю, – промолвила она, поскольку желала сказать что-то, что заполнило бы паузу, коя образовалась после слов ее инквизитора.
– Это вот что: был ли у тебя когда-нибудь возлюбленный? Я почти уверен в том, что его не было; но так ли это?
– Не совсем возлюбленный; я имею в виду – никого, кто стоил бы упоминания, Генри, – сказала она неуверенно.
Найт почувствовал в себе перенапряжение того чувства, имя коего он знал прекрасно, и ощутил внезапную боль в сердце.
– Все-таки он был возлюбленным?
– Что ж, в некотором роде возлюбленным, я полагаю, – отвечала она с неохотой.
– Я имею в виду, мужчина, ну, ты знаешь.
– Да, но он был всего-навсего незнатным человеком, и…
– Но был твоим настоящим возлюбленным?
– Да, определенно, он был возлюбленным, именно им он и был. Да, его можно назвать моим возлюбленным.
Найт ничего на это не отвечал в течение минуты или больше и продолжал хранить молчание, в то время как его пальцы выстукивали в такт тиканью старых часов в библиотеке, где и проходила эта беседа.
– Ты не возражаешь, Генри, ведь правда? – сказала она с беспокойством, подсаживаясь к нему поближе и напряженно всматриваясь в выражение его лица.
– Конечно же у меня нет серьезных возражений. По логике здравого смысла, у мужчины не может быть возражений из-за такого пустяка. Просто я думал, что у тебя его не было, только и всего.
В любом случае, один луч из блистательного венца на ее голове был потерян. Но после, когда Найт гулял в одиночестве по голым и обдуваемым ветром холмам да размышлял на эту тему, луч неожиданно вернулся. Ибо у нее мог быть поклонник, и она не интересовалась им ни в малейшей степени. Она могла использовать неподходящее слово и все это время говорить о «поклоннике». Конечно, ею должны были пленяться, и кто-нибудь из мужчин мог проявить свои чувства более явно, чем другие, – естественное дело.
Они сидели на скамейке в саду, когда он улучил минуту, чтобы проверить свое предположение:
– Любила ли ты своего возлюбленного или поклонника хоть чуть-чуть, Эльфи?
Она пробормотала неохотно:
– Да, я думаю, что да.
Найт вновь почувствовал слабый укол страдания в сердце.
– Только немного? – спросил он.
– Я не уверена в том, насколько сильно.
– Но ты уверена, дорогая, что любила его немного?
– Думаю, что уверена, что любила его немного.
– А не слишком ли сильно, Эльфи?
– Моя любовь не поддерживалась глубоким уважением к его талантам.
– Но, Эльфрида, любила ли ты его глубоко? – спросил Найт с тревогой.
– Я не знаю точно, как именно глубоко ты имеешь в виду под «глубоко».
– Это вздор.
– Ты все неправильно понял, и ты бросил мою руку! – воскликнула она, ее глаза наполнились слезами. – Генри, не будь так суров со мною и не пытай меня вопросами. Я не любила его так, как я люблю тебя. И как это могла быть глубокая любовь, когда я не считала его умнее себя? Ведь я-то не так уж умна. Ты так сильно расстраиваешь меня – ты даже представить себе не можешь.
– Я больше ни слова не пророню на эту тему.
– И ты также не будешь об этом думать, правда? Я знаю, что ты размышляешь о моих слабостях после того, как я пропадаю из поля твоего зрения; и, не зная о том, каковы они, я не могу бороться с ними. Я почти желаю, чтобы ты был грубой натурой, Генри, ей-богу, желаю! Или скорее я желаю, чтобы у меня были преимущества, кои такая твоя натура давала бы мне, и чтобы при этом ты оставался самим собою.
– Какие же преимущества это могут быть?
– Меньше беспокойства и больше безопасности. Обыкновенные мужчины не столь деликатны в своих вкусах, как ты; и там, где возлюбленный или супруг непривередлив, и не рафинирован, и не глубокая натура, все ладится гораздо лучше, думается мне, – настолько, насколько я могу судить о жизни.
– Да, полагаю, что это правда. Мелководье имеет то преимущество, что там невозможно утонуть.
– Но я-то думаю, что принимаю тебя таким, какой ты есть! – сказала она бодро. – Мужья и жены, которые обладают практическим складом ума и воспринимают вещи философски, очень банальны, разве нет? Да, это меня просто убивает. Ты мне больше всего нравишься таким, какой ты есть.
– Даже несмотря на то, что я желал бы, чтобы ты не знала никого до меня?
– Да. А ты должен перестать желать этого. Не смей!
– Я постараюсь выбросить все это из головы, Эльфрида.
