– В моем купе остался плед, и чемодан, и зонт, которые я везу с собой, было бы довольно неудобно сейчас пересаживаться, – неохотно ответил Стефан. – Почему бы вам не пересесть ко мне?
– У меня тоже есть свои громоздкие вещи. Едва ли это того стоит – перетаскивать их теперь туда-сюда, когда мы с вами все равно вскоре увидимся, вы же знаете.
– Ох да.
И каждый вошел в свое купе. Едва поезд тронулся, человек на платформе воздел руки вверх и остановил поезд.
Стефан выглянул из окна купе, чтобы узнать, в чем дело.
Один из работников железнодорожной станции кричал на другого:
– Этот вагон нужно прицепить снова. Разве вы не видите, что он принадлежит к основному составу? Таких идиотов в целом свете не сыщешь!
– Что за проклятое неудобство все эти задержки! – закричал Найт нетерпеливо, выглядывая из окна своего купе. – Что там стряслось?
– Кажется, тот единственный багажный вагон, что мы видим, был отцеплен от нашего поезда по ошибке, – сказал Стефан.
Он наблюдал за тем, как его прицепляют. Этот вагон, багажный или пассажирский, в котором он узнал тот, что видел еще в Паддингтоне до того, как поезд тронулся, выглядел скорее богатым и торжественным, чем мрачным. Он казался довольно новым и современной модели, и его внушительный вид привлекал внимание всех других пассажиров. Стефан наблюдал за тем, как его постепенно катили вперед по двое мужчин с каждой стороны; чем больше они приближались, тем медленнее двигались и печальнее выглядели; затем легкий толчок, и к поезду прицепили этот вагон, и они снова тронулись.
Стефан ехал весь день, погруженный в размышления о причине неожиданного появления Найта вновь. Ехал ли он так же далеко, как до Касл-Ботереля? Если да, то у него на уме могла быть только одна цель – повидать Эльфриду. И как эта идея выглядела!
В Плимуте Смит воспользовался возможностью немного прогуляться на свежем воздухе и затем повернулся кругом, чтобы посмотреть на поезд, что отправился в сторону Кемелтона, новой станции рядом с Касл-Ботерелем и Энделстоу.
Найт был уже тут как тут.
Стефан прошел вперед и остановился рядом с ним, не говоря ни слова. В этот момент двое мужчин вылезли из-под колес стоящего на месте поезда, ожидающего отправления.
– Вагон достаточно легок, – сказал один из них мрачным тоном. – Легкий, как тщеславие, полон пустоты.
– По размерам ничего собой не представляет, однако в нем куда как много смысла, – отвечал второй, человек более блестящего ума и манер.
Тогда Смит понял, что к их поезду был прицеплен все тот же мрачный и торжественный вагон, что преследовал их от самого Лондона.
– Я полагаю, вы едете дальше? – спросил Найт, повернувшись к Стефану после того, как сам праздно насмотрелся на тот же самый предмет.
– Да.
– Мы с тем же успехом можем проехать вместе оставшееся расстояние, не правда ли?
– Конечно же можем.
И они оба вошли в одну дверь вагона.
Вечер наступил быстро. Так случилось, что был вечер дня святого Валентина, этого покровителя блаженной памяти всех молодых влюбленных, и солнце низко висело, сияя из-под края плотной тяжелой тучи, украшая возвышенности ландшафта коронами оранжевого огня. Когда поезд изменил свое направление на изгибе, те же солнечные лучи протянулись внутрь через окно и принялись ласково уговаривать Найта открыть полузакрытые глаза.
– Я полагаю, вы выходите в Сент-Лансесе? – пробормотал он.
– Нет, – сказал Стефан. – Меня не ждут раньше завтрашнего утра.
Найт молчал.
– А вы… а вы собираетесь в Энделстоу? – спросил молодой человек многозначительно.
– Поскольку вы спросили, мне не остается ничего другого, кроме как ответить, что я еду туда, Стефан, – ответил Найт медленно и с большей решимостью манеры, чем та, что он проявлял весь день. – Я еду в Энделстоу узнать, свободна ли еще Эльфрида Суонкорт, и если свободна, то попрошу ее стать моей женой.
– Так же как и я, – сказал Стефан Смит.
– Полагаю, что ваши усилия напрасны, – отпарировал Найт решительно.
– Еще бы вам так не думать. – Сильная горечь зазвучала в голосе Стефана. – Вы могли хотя бы сказать НАДЕЮСЬ вместо ПОЛАГАЮ, – прибавил он.
– Я не мог бы сказать подобную вещь. Я вам ясно выразил свое мнение. Эльфрида Суонкорт могла любить вас когда-то, несомненно, но это было в то время, когда она сама была настолько юной, что едва ли знала собственное сердце.
– Благодарю вас, – отозвался Стефан лаконично. – Она знала свое сердце прекрасно, так же как и я. Мы одного с ней возраста. Если бы вы не вмешались…
– Не говорите так, не говорите так, Стефан! Как вы можете говорить, что я помешал? Пожалуйста, будьте справедливы!
– Что ж, – сказал его друг, – она была моей до того, как стала вашей, вы это знаете! И это кажется очень тяжелым ударом – обнаружить, что именно вы увели ее у меня, и знать о том, что если бы это был кто-то другой, то все закончилось бы для меня хорошо! – Стефан говорил с переполненным сердцем и, отвернувшись, смотрел в окно, чтобы скрыть эмоции, кои ясно читались на его лице.
– Это абсурд, – сказал Найт более добрым тоном. – Это потому, что вы смотрите на дело под таким углом. То, что я сказал вам, было для вашего же блага. Натурально, вам не нравится понимать правду – то, что ее склонность к вам была просто первой склонностью девочки, чувством, что никогда не имело глубоких корней.
– Это неправда! – пылко возразил Стефан. – Это вы вытеснили меня из ее сердца. И теперь вы опять втискиваетесь между нами и снова лишаете меня шанса! Мое право – вот как это называется! Как неблагородно с вашей стороны появляться снова и пытаться снова отбить ее у меня! Когда вы завоевали ее сердце, я не вмешивался; и я думаю, мистер Найт, вы должны бы сделать для меня то же самое, что я сделал для вас!
– Не называйте меня «мистер» – теперь вы занимаете такое же положение, как и я.
– Первая любовь самая глубокая, и она выпала на мою долю.
– Кто вам это сказал? – надменно поинтересовался Найт.
– Я был ее первой любовью. И это из-за меня вы и она расстались. Мне было достаточно легко об этом догадаться.
– Это так. И если бы я теперь взялся объяснять вам, каким образом вышло так, что мы расстались, я могу убедить вас в том, насколько не правы вы, что ей навязываетесь; это, как я сказал первым делом, будут напрасные усилия с вашей стороны. Я выбрал обойтись без объяснений, поскольку услышать подробности будет для вас болезненно. Но если вы не хотите прислушаться к моим словам, продолжайте, ради бога. Мне дела нет до того, что вы намерены делать, мой мальчик.
– У вас нет никакого права доминировать надо мной так, как вы себе позволили. Только потому, что я был мальчиком, привык смотреть на вас снизу вверх как на учителя, и потому, что вы помогли мне немного, за что я вам был благодарен и любил вас, вы сейчас присвоили себе слишком много и пытаетесь занять мое место, отталкивая меня в сторону. Это жестоко… это несправедливо с вашей… стороны так ранить меня!
