Прошло полчаса. Двое убитых горем мужчин брели в темноте по дороге длиной в несколько миль, что вела из Кемелтона в Энделстоу.
– У нее было разбито сердце? – спрашивал Генри Найт. – Как это вышло, что я убил ее? Я был жесток с нею, Стефан, и она умерла! И пусть Господь НЕ пощадит меня!
– Как вы могли убить ее больше, чем я?
– Ну, я уехал от нее, почти тайком уехал прочь… и не сказал ей, что не приеду снова; и в наше последнее свидание я не поцеловал ее сразу, а позволил ей уйти убитой горем. Я был глупцом – глупцом! Я желаю, жажду самой унизительной исповеди об этом прежде, чем толпы соотечественников могли бы хоть как-то изменить к лучшему для моей любимой ту унизительную жестокость, с которой я обращался с ней!
– ВАША любимая! – воскликнул Стефан со странным смешком. – Я полагаю, кто угодно может так сказать, кто угодно может. Я знаю одно: она была МОЕЙ любимой до того, как стала вашей, да и после тоже. Если есть кто-нибудь, кто имеет право так называть ее, то это я.
– Вы говорите как человек, блуждающий в темноте, каким вы и являетесь. Делала ли она что-нибудь для вас? Рисковала своей репутацией, например, ради вас?
– Да, рисковала, – сказал Стефан многозначительно.
– Не по-настоящему. Жила ли она когда-нибудь для вас, – доказывала ли, что не может жить без вас, смеялась и плакала ради вас?
– Да.
– Никогда! Рисковала ли она своей жизнью ради вас – нет! Моя любимая сделала это ради меня.
– Тогда это было сделано из доброты душевной. Когда же она рисковала из-за вас своей жизнью?
– Чтобы спасти мою вон на той скале. Бедное дитя было со мною, наблюдая за приближением парохода «Буревестник», и я соскользнул вниз. Мы оба тогда едва избежали гибели. Я желаю, чтобы мы там тогда умерли!
– Ах, но постойте, – умолял Стефан с мокрыми глазами. – Она взобралась на ту скалу, чтобы увидеть, как я плыву домой: она обещала это. За много месяцев до этого она говорила, что так поступит. И разве отправилась бы она туда, если бы я был ей совсем не дорог?
– Вы верите в идею, что Эльфрида умерла из-за вас, вне сомнений, – сказал Найт с мрачным сарказмом, слишком слабый, чтобы поддержать свою точку зрения.
– Не имеет значения. Если мы обнаружим, что… что она умерла вашей, я никогда ни слова больше об этом не пророню.
– А если мы обнаружим, что она умерла вашей, то и я не скажу ни слова.
– Очень хорошо, так тому и быть.
Из темных туч, в которых исчезло солнце, начал струиться дождь, который все усиливался.
– Можем мы подождать где-то здесь до тех пор, пока этот дождь не кончится? – несвязно сказал Стефан.
– Если вам так хочется. Но это того не стоит. Мы разузнаем подробности и вернемся назад. Не будем открывать людям, кто мы. Я сейчас мало что собой представляю.
Они дошли до места, где дорога разветвлялась на две тропинки; позади западной деревни шла тропинка, которая распадалась на две, и одна из них вела в Восточное Энделстоу. Пройдя некоторое время по тропинке, они обнаружили, что катафалк ненадолго опередил их.
– Мне кажется, он повернул в Восточное Энделстоу. Вы видите?
– Я не вижу. Вы, должно быть, ошибаетесь.
Найт и Стефан вошли в деревню. Яростные отсветы пламени из полуоткрытой двери кузницы ложились полосами на дорогу, и оттуда доносились рев, звуки ударов и звон молота. Дождь усилился, и они механически повернули к укрытию, в сторону теплого и уютного места. Им едва не наступил на пятки еще один человек, у которого не было ни пальто, ни зонта, а в руках он нес сверток.
– Дождливый вечер, – сказал он двоим друзьям и прошел мимо них.
Они продолжали стоять под внешним навесом, а человек вошел прямо в кузницу.
Кузнец бросил стучать молотом и завел беседу с вошедшим человеком.
– Я прошел от Кемелтона весь путь пешком, – сказал вошедший. – Меня обязали явиться сегодня вечером, как вы знаете.
Он повернул свой плоский сверток ближе к огню, чтобы взглянуть, не намочил ли его дождь. Поставив сверток боком на кузнечный горн, он одной рукой поддерживал его в перпендикулярном положении, вытирая лицо носовым платком, что держал в другой руке.
– Полагаю, вы знаете, что я здесь принес? – спросил он кузнеца.
– Нет, я не знаю, – ответил кузнец, вновь бросая ковать.
– Так как дождь все не заканчивается, я вам покажу, – сказал человек.
Он положил широкий и тонкий пакет, имеющий острые углы в разные стороны, плоской стороной на наковальню, и кузнец раздул огонь, чтобы сделать освещение ярче. Первым делом, после того как развязали веревки на пакете, убрали лист коричневой бумаги – это он лежал плоско. Потом он развернул кусок грубого сукна, тот также делал посылку плоской. Третьей оберткой была папиросная бумага, которую в свой черед также отложили в сторону. Содержимое пакета было раскрыто, и он поднял его вверх, чтобы кузнец мог посмотреть.
– Ох… я вижу! – сказал кузнец, загораясь сдержанным интересом. – Бедная молодая леди, ах, бедная меланхоличная девушка, да еще скончалась так скоро!
Найт и Стефан повернули головы и заглянули в кузницу.
– А это что? – продолжал кузнец.
– Это корона пэра – красивые линии, не правда ли? Ах, это стоило немалых денег!
– Это самое прелестное металлическое изделие, что я видел во всю мою жизнь, – вот что это такое.
– Это прислали от той же фирмы, что и гроб, видишь ли, но его не сделали достаточно быстро, чтобы прямиком прислать вчера в лондонский дом. Я должен сегодня же ночью закрепить его.
Тщательно упакованными предметами были металлическая табличка и корона пэра.
Найт и Стефан вошли в кузницу.
Помощник гробовщика, заметив, что они смотрят на надпись, вежливо повернул ее назад, к ним, и каждый из них прочел – почти в один и тот же миг – в красноватом свете углей:
ЭЛЬФРИДА,
жена Спенсера Хьюго Люкселлиана,
пятнадцатого барона Люкселлиана:
умерла 10 февраля 78**
Они это читали, и читали, и читали снова – Стефан и Найт, – как если бы у них была одна душа на двоих. Затем Стефан положил руку на плечо Найта, и они пошли прочь от желтого сияния, дальше, дальше, до тех пор, пока холодная тьма не обступила их со всех сторон и спокойное небо не заявило о своем присутствии у них над головой в виде тусклого серого савана невыразительного однообразия.
– Куда мы идем? – спросил Стефан.
– Я не знаю.
Последовало долгое молчание…
– Эльфрида вышла замуж! – произнес Стефан через время тонким шепотом, словно боялся выпустить в свет эту мысль.
