С той быстротою, что присуща всем женщинам, она ухватилась за любую соломинку, что могла помочь ей замять это дело.
– Он сам сказал мне об этом, – молвила она нерешительно, – так что в отношении его это не открытие. Он вошел с тем, чтобы рассказать тебе обо всем.
– ВОШЕЛ, чтобы рассказать! Почему он не сказал это сразу же? Я возмущен так же сильно, если не больше, тем, что он коварно умолчал о сем предмете, а не самим фактом. Чертовски смахивает на то, что он обвел меня вокруг пальца, да и тебя тоже. Ты и он проводили много времени вместе и переписывались друг с другом в такой манере, какую я вовсе не одобряю, то есть самым неподобающим образом. Ты должна знать, насколько непристойно подобное поведение. Женщина не может переборщить с осторожностью, когда ее оставляют наедине с я-не-знаю-кем.
– Ты же видел нас, папа, и ни разу ни слова не сказал.
– Моя вина, конечно, моя вина. Какого черта я думал! Он, крестьянский сынок, и мы, Суонкорты, родня Люкселлианам. Наш род медленно угасал на протяжении столетий, и вот я вижу, что мы и впрямь обратились в ничто. Спрашивается, кого еще подлее родом можно сыскать, чтоб пригласить его в нашу гостиную!
Увидев, что события развиваются самым неблагоприятным образом, Эльфрида начала горько плакать:
– О папа, папа, прости меня и его! Мы так любим друг друга, папа, о, так сильно любим! И то, о чем он собирался говорить с тобою: благословишь ли ты наше обручение, пока он не выйдет в такие же славные джентльмены, как и ты? Мы не торопимся, милый папа; мы вовсе не собирались венчаться немедленно; мы собирались отложить венчанье до тех пор, пока он не станет богаче. Только дозволь нам обручиться; что дурного в том, что он любит меня, а я люблю его?
Чувства мистера Суонкорта были немного смягчены этой мольбой, но его раздражало то, что было этому причиной.
– Разумеется, нет! – он отвечал. Он произнес свой запрет длинно и звучно, так, что «нет» прозвучало как «не-е-ет!».
– Нет, нет, нет, не говори так!
– Пфф! Хорошенькая история. Мало того что я был одурачен и опозорен тем, что принимал его у себя – его, сынка одного из моих прихожан-деревенщин, – так теперь я должен вдобавок назвать его своим зятем! Силы Небесные, да ты рехнулась, Эльфрида?
– Ты же видел его письма ко мне с самого первого дня его появления у нас, папа, и ты знал, что они были в своем роде… любовными письмами; и с тех пор, как он гостит у нас, ты почти все время оставлял нас с ним наедине; и ты догадывался, ты не мог не догадываться о том, что мы думаем и чем занимаемся, и ты не остановил его. Вслед за любовными ухаживаниями приходят любовные победы, и ты знал, что этим все закончится, папа.
Священник парировал этот выпад, в котором звучало столько здравого смысла:
– Я знаю, раз уж ты так давишь на меня… я подозревал, что какое-то детское увлечение могло возникнуть между вами, я признаю, что не обременял себя хлопотами это предотвратить, но я никогда и не поощрял этого прямо; и как можешь ты, Эльфрида, ожидать, что я одобрю это теперь? Это невозможно; ни один отец во всей Англии не стал бы слушать о возможности такого мезальянса.
– Но он все тот же самый человек, папа, тот же самый человек во всем; и как он может не подходить мне теперь, если прекрасно подходил раньше?
– Он казался молодым человеком, у которого есть состоятельные друзья и небольшая, но собственность; а без того и другого он – совершенно иной человек.
– И ты ничего о нем не заподозрил?
– Я следовал рекомендации от Хьюби. Он должен был поставить меня в известность. И это же должен был сделать сам молодой человек; разумеется, он должен был это сделать. Я это рассматриваю как в высшей степени неблагородный поступок: этак являться к человеку в дом запросто, словно вероломный я-не-знаю-кто.
– Но он боялся сказать тебе, папа, и я тоже боялась. Он слишком сильно любит меня, чтобы подвергать нашу любовь такой опасности. А что касается рассказа о друзьях и покровителях, который он якобы задолжал нам в свой первый визит, то я не понимаю, почему ты настаиваешь на том, что он обязан был это сделать. Он приезжал к нам по делам, и нас вовсе не касалось, кто его родители. А затем он понял, что если тебе все расскажет, то его никогда больше сюда не пригласят, и он, быть может, никогда не увидит меня снова. А он хотел меня увидеть. Кто может осуждать его за попытку любыми судьбами остаться подле меня – девушки, которую он любит? В любви все средства хороши. Я слышала, как ты сам говорил это, папа; и ты сам поступил бы так же – как он, как любой другой мужчина на его месте.
– И любой другой мужчина, сделав такое открытие, как я сегодня, сделал бы то, что намерен сделать я, и постарался исправить свою ошибку, а это значит – выставить его вон, как только законы гостеприимства мне это позволят… – Но тут мистер Суонкорт вспомнил, что он христианин. – Конечно же я ни за что на свете не вышвырну его за дверь, – добавил он, – но думаю, у него достанет такта понять, что ему нельзя задерживаться здесь дольше, если у него есть хоть капля хороших манер.
– Он и не останется, поскольку он джентльмен. Видишь, какие у него изящные манеры, – отозвалась Эльфрида, хотя, возможно, манеры Стефана были сравнимы с подвигами Эвриала
[49] – иными словами, стали хороши в ее глазах скорее из-за красивой внешности их обладателя, чем благодаря тому, что были из ряда вон.
– Вздор, кто угодно станет таким, кого ты назовешь изящным, если он поживет немного в городе да будет внимательно смотреть по сторонам. И он, должно быть, поднабрался своего джентльменства, когда ходил на галерку в театры да смотрел во все глаза на манеры светских гостиных, какими их выставляют на театральных подмостках. Он мне напомнил один из худших анекдотов, что я когда-то слышал.
– Что это была за история?
– Ох нет, благодарю покорно! Я ни за что на свете не посвящу тебя в такие непристойности!
– Если бы его отец и мать жили на севере или на востоке Англии, – храбро настаивала на своем Эльфрида, несмотря на то что ее речь прерывалась рыданиями, – где угодно, но не здесь… ты… бы… видел только… ЕГО, а не ИХ! Его положение в жизни… было… было бы таким… каким его представляет его профессия… и не было бы испорчено… незавидным положением его отца… совсем… с которым он и не жил… никогда. Несмотря на то что Джон Смит скопил много денег и гораздо богаче нас с тобою, как все говорят, иначе он не смог бы оплатить сыну такое дорогостоящее образование. И это очень умно и… благородно… со стороны Стефана, быть лучшим из своей семьи.
– Да. «Если скот владеет скотиной, то его ясли будут всегда стоять у королевского стола»
[50].
