Одна-единственная скала на всем западном побережье Англии была способна превзойти эту по высоте, да и то всего лишь на несколько футов. То был мыс Грейт Орм
[120] в Карнарвоншире
[121].
И необходимо помнить, что у этой скалы была особенность, коя усиливала производимое ею впечатление, и такой особенности порой лишены скалы подобного рода, – она обладала отвесной перпендикулярностью при среднем уровне прилива.
И все-таки этот замечательный и в своем роде неприступный оплот не был мысом, он скорее служил стенами узкому морскому заливу, а при этом каждая сторона мыса была куда ниже него. Таким образом, эта скала, будучи весьма далека от того, чтобы считаться морским мысом, обладала вогнутой горизонтальной частью. Море, что несло свои воды прямиком от берегов Северной Америки, фактически вымыло глубокую расселину прямо в середине холма, и этот гигант, изрезанный заливами и скромный, стоял позади пигмеев-сторонников. В особенности необыкновенно было то, что ни холм, ни расселина, ни обрыв не имели названия. По этой причине я буду величать обрыв Безымянной скалой.
То, что еще больше наполняло ужасом сердце, более чем ее высота, был черный цвет скалы. И на этой темной поверхности, кою исхлестали десять тысяч западных ветров, образовался своеобразный налет, весьма похожий на тот, что покрывает ягоды винограда, принадлежащего к сорту гамбургский мускат
[122]. Более того, скала, казалось, уплывала в небо и вселяла ужас в сердце.
– Этот кусок кварца, на который опираются мои ноги, это же самый кончик скалы, – сказал Найт, прерывая молчание после своих строгих стоических размышлений. – Теперь вы должны сделать следующее. Заберитесь на меня таким образом, чтобы вам удалось стать ногами мне на плечи: когда вы там окажетесь, думаю, что вы сможете взобраться на уступ.
– Что же вы сами будете делать?
– Ждать, пока вы не вернетесь с подмогой.
– Мне следовало это сделать первым делом, правда?
– В тот момент я как раз сползал к самому краю, и, по всей вероятности, без вашего веса не нашел бы никакой точки опоры. Но давайте не будем отвлекаться на разговоры сейчас. Мужайтесь, Эльфрида, и взбирайтесь наверх.
Она приготовилась к подъему, говоря:
– Вот он, тот самый момент, который я предвидела, находясь на башне. Я знала, что он настанет!
– Не время рассказывать об иррациональных предрассудках, – сказал Найт. – Прекратите это.
– Хорошо, – сказала она покорно.
– Теперь поставьте ногу на мою руку, а следом за ней, вторую. Вот так, хорошо, отлично проделано. Держитесь за мое плечо.
Она поставила ноги в импровизированное стремя, каким он выгнул свою ладонь, и оказалась достаточно высоко, чтобы увидеть целиком всю природную поверхность холма, заглядывая через край крутого склона.
– Теперь вам под силу взобраться на уступ?
– Боюсь, что нет. Я попытаюсь.
– Что вы видите?
– Пологий пустырь.
– Что на нем?
– Сиреневый вереск и скудная трава.
– Ничего больше – ни человека, ни любого другого существа?
– Никого.
– Теперь попытайтесь подняться выше, двигаясь в этом направлении. Вы видите вон тот куст армерии
[123] прямо над вами?
Ухватитесь за этот спасительный куст, но полностью ему не доверяйтесь. Затем переходите на мои плечи, и, я думаю, вы сумеете подняться на вершину.
Ее руки и ноги дрожали, но она сделала в точности так, как он ей сказал. Сверхъестественное спокойствие и серьезность его поведения передались ей и наполнили ее отвагой, которой она не обладала. Стоя на его плечах, она подпрыгнула и очутилась на вершине холма.
Затем Эльфрида обернулась и посмотрела на него.
К несчастью, сила, с которой она при прыжке оттолкнулась от его плеч, сделала его вес избыточным для того кварцевого выступа, в который упирались его ноги. Это было и без того довольно-таки необычное вкрапление в необъятный массив черной формации, и поскольку сей чужеродный фрагмент веками без устали испытывали на прочность дожди и морозы, так что он источился по краям, то теперь он и вовсе остался без особой поддержки.
Выступ зашатался. Найт схватился за куст армерии обеими руками.
Кварцевый выступ, который был его спасением, стал теперь хуже чем бесполезным. Он покатился к краю обрыва, исчез из глаз и упал в ту же пропасть хмурого неба, что поглотила и оптическую трубу.
Один из кустов, за кои он держался, начал выдираться с корнем, и Найт стал сползать по скале вслед за глыбой кварца. Это был ужасный момент. Эльфрида издала низкий дикий крик агонии, склонила голову и закрыла лицо руками.
Между склоном, заросшим кустами армерии, и гигантской отвесной скалой вклинились исхлестанные бесчисленными бурями ряды зубчатых каменных ребер, образующих более отвесную поверхность, чем предыдущий склон. Когда он стал медленно, дюйм за дюймом, сползать на этот откос, Найт сделал последний отчаянный рывок, чтобы удержаться за самый нижний куст растительности – за последний дальний пучок скудной травы, – прежде чем скала предстала во всей ее наготе. Последний ребристый склон задержал его спуск вниз. Найт теперь в буквальном смысле слова висел на руках; но наклон скалы был таков, какой инженеры назвали бы уклоном около четверти к одному, – это значило, что его было достаточно для того, чтобы немного облегчить вес, который его рукам приходилось удерживать, но было далеко недостаточно для того, чтобы создать ему адекватно плоскую поверхность, чтоб на ней удержаться.
Несмотря на такое ужасное напряжение тела и разума, Найт нашел время для вознесения мысленной благодарности высшим силам. Эльфрида была в безопасности.
Она лежала на боку над его головой, ее пальцы были переплетены и стиснуты. Увидя, что он занял более-менее устойчивое положение, она вскочила на ноги.
– Теперь, если бы я просто могла спасти вас тем, что брошусь бежать за помощью! – закричала она. – Ох, лучше бы я погибла вместо вас! Почему вы так упорно старались спасти меня? – И она повернулась спиной, чтобы кинуться бежать изо всех сил за подмогой.
