Затем он услышал, как грузный человек идет, шаркая туфлями, и зовет: «Мистер Смит!» Смит перешел в кабинет и обнаружил там мистера Суонкорта. Молодой человек высказал ему свою радость по поводу того, что видит его внизу.
– Ох да, я знал, что совсем скоро почувствую себя хорошо. Подагра началась у меня не более двух с лишком лет назад, и, как правило, на другой день она меня оставляет. Ну что, где же вы были этим утром? Кажется, я видел, как вы только что вернулись!
– Да, я выходил на прогулку.
– На раннюю прогулку?
– Да.
– Думаю, она была очень ранней?
– Да, было довольно рано.
– Куда же вы ходили? Полагаю, что к морю. Все прямиком идут к морю, когда гуляют.
– Нет, я шел по течению реки, вплоть до стены парка.
– Тогда вы отличаетесь от всех прочих людей вашего склада. Ну, что ж, сдается мне, такое дикое место для вас в новинку, и это соблазнило вас подняться так рано?
– Нет, совсем не в новинку. Мне нравится.
Казалось, молодой человек не был расположен давать объяснения.
– Вам так и положено, так и положено – быть свеженьким, как огурчик, да выходить на прогулку ни свет ни заря после того, как вы проделали путешествие длиной в четырнадцать или шестнадцать миль. Однако я вовсе не собирался оценивать чьи-либо вкусы, и я рад убедиться, что вы не обидчивы. После завтрака, но никак не раньше, я смогу запросто осилить прогулку длиной в десять миль, мистер Смит.
В таком утверждении определенно не было ни малейшего преувеличения. При дневном свете мистер Суонкорт предстал человеком, который, подобно тем двум молодым людям, что жили под его кровом, имел весьма веские основания для того, чтобы считаться красивым – красивым в том смысле, в каком луна – яркая: ее ложбины и впадины при более близком рассмотрении, кажется, только делают ее поверхность разнообразнее и потому ничуть ее не портят. Он обладал таким цветом лица, что никогда не темнел в области щек и никогда не светлел на лбу, но всегда оставался равномерным; то был обыкновенный, нейтральный, лососевый цвет лица человека, что отлично питается – если не сказать, чересчур отлично – и не утруждает себя тяжкими думами; каждая пора на его лице явно была в прекрасном здравии. Во всем его существе было что-то от чрезвычайно вылощенного выходца из фермерского сословия, который носит наряд не по чину; что-то от несгибаемого, крепко стоящего на своих ногах человека, который если и упадет, то непременно завалится назад, случись ему потерять равновесие.
Обстановка в доме священника была такой, какой ей и полагается быть, продиктованной его учеными занятиями. На этом и кончалось всякое сходство с обыкновенным пасторским домом. На каминной полке тянулись ряды бутылочек с лекарствами для лошадей, свиней и коров, занимая собою все ее пространство, у стены стоял на возвышени стол, сделанный из фрагментов старых дубовых церковных ворот. На этом столе громоздились чучела – совы, гагары и чайки, а над ними висели связки колосьев пшеницы и ячменя с бирками, где стояли даты урожая, что дал их. Некоторые ящики и полки были более-менее обременены книжными томами, самыми видными среди коих были сочинения доктора Брауна «Заметки о римлянах», доктора Смита «Заметки о коринфянах» и доктора Робинсона «Заметки о галатах, эфесянах и филиппийцах», что создавали в этой комнате атмосферу рабочего кабинета, несмотря на девчачий кукольный дом, стоящий на них сверху, да морской аквариум на окне, да шляпку Эльфриды, что висела на его углу.
– К делу! К делу! – воскликнул мистер Суонкорт после завтрака. Он начал видеть необходимость в том, чтобы играть роль маховика в отношении несколько неуправляемых сил своего визитера.
Они приготовились идти к церкви; священник по зрелом размышлении решил ехать на своей вороной кобыле, чтобы поначалу не слишком утруждать свою ногу. Стефан заметил, что нужно бы взять в помощь слугу.
– Уорм! – закричал священник во всю глотку.
Спустя одну-две минуты за углом здания послышался голос, бормочущий:
– Ах, когда-то давно я был так силен, а теперь все минуло! Ну, вот он я, столь же независимый, как тот, кто успевает и там и сям, даже если он взаправду пишет «сквайр» после своего имени.
– В чем дело? – спросил священник, когда перед ним предстал Уильям Уорм.
Тогда все эти замечания ему повторили.
– Иной раз Уорм изрекает очень дельные мысли, – сказал мистер Суонкорт, повернувшись к Стефану. – Взять, к примеру, это слово – «сквайр». Знаете ли вы, мистер Смит, что словцо «сквайр» теперь просто пошло вразнос – его использует в своих письмах любой нахальный фат, у которого найдется черный пиджак. Что-нибудь еще, Уорм?
– Ох, люди опять принялись за свою жарку!
– Боже великий! Мне жаль это слышать.
– Да, – сказал Уорм страдальческим тоном, обращаясь к Стефану. – Такой шум стоит в моей бедной голове, что я не знаю покоя ни днем ни ночью. Это как будто люди собрались всем миром да жарят рыбу: жарят ее, жарят, жарят весь день напролет в моей несчастной голове – до того, что я уж и вовсе перестаю различать, тут ли я иль еще где нахожусь. Но я уповаю на то, что Господь Всемогущий рано иль поздно поймет, в чем тут дело, да ослобонит меня.
– А вот моя глухота, – промолвил мистер Суонкорт внушительным тоном, – это мертвое молчание, однако Уильям Уорм у нас принадлежит к персонам того сорта, у которых день-деньской в голове люди шумно жарят рыбу. Весьма удивительно, не правда ли?
– Да, это воистину удивительно, – согласился мистер Смит.
– Очень своеобразно, очень своеобразно, – эхом отозвался священник, и затем все они стали гуськом подниматься по тропинке на холм, а с обеих сторон дорожки тянулись низкие каменные стены природного происхождения, в коих сияли куски кварца и кроваво-красного мрамора, кои, судя по всему, были бесценными, поскольку выходили на поверхность из бурого аллювия
[22]. Стефан шагал с достоинством человека, находящегося близко от лошадиной головы, Уорм плелся позади, спотыкаясь о каждый камень, а Эльфрида не находилась нигде в частности, а была, по сути, везде – иногда она забегала вперед, иногда назад, порхая то с одной, то с другой стороны, и кружила над процессией, как бабочка: не слишком интересуясь путешествием, но каким-то чудом идя в ногу вместе со всеми.
Священник объяснял положение дел, пока они поднимались в гору:
– По правде говоря, мистер Смит, я вовсе не хотел всех этих хлопот, связанных с капитальным ремонтом церкви, но надо же что-то сделать, чтобы защитить себя от этих р-раскольников – я, разумеется, употребил это слово в его библейском значении, а не как бранное.
– Как все это странно! – произнес Стефан с интересом, к которому его обязывало искреннее дружелюбие.
