Они поднялись по ступеням к дневному свету, и Найт больше не обращал внимания на поведение Эльфриды, которое он, как обычно, счел естественной скромностью молодой женщины, кою видят с ним прогуливающейся вместе, что не оставляет особых сомнений в том, что это значит. Между тем Эльфрида вышла немного вперед и быстрым шагом пошла через кладбище.
– Вы очень много изменились, Смит, – сказал Найт. – И полагаю, не больше, чем того следовало ожидать. Как бы там ни было, не воображайте, что я буду испытывать хоть малейший интерес к вам и вашим успехам всякий раз, как вам вздумается поведать их мне. Я не забывал о той привязанности вашей, о которой вы говорили как о причине вашего отъезда в Индию. Юная леди из Лондона, не правда ли? Я надеюсь, все благополучно?
– Нет, помолвка расстроилась.
Всегда бывает сложно угадать, надо выражать сожаление или же радость при определенных обстоятельствах – все зависит от достоинства партии, – и Найт предпочел обезопасить себя нейтральным высказыванием:
– Верю, что это произошло к лучшему.
– Надеюсь, что так оно и было. Но я умоляю вас, чтобы вы не принуждали меня сказать больше… нет, вы не принуждали меня… я не то имел в виду… но я предпочел бы не говорить на эту тему.
Стефан в большой спешке проговорил эти слова.
Найт более ничего не сказал, и они отправились вслед за Эльфридой, коя по-прежнему держалась на несколько шагов впереди и не слышала бессознательного намека Найта на нее. Стефан простился с ним у ворот кладбища, не выходя наружу, и наблюдал за тем, как тот и его возлюбленная садятся в седло.
– Великий Боже, Эльфрида, – воскликнул Найт. – Как вы бледны! Видно, мне не следовало вести вас в тот склеп. В чем дело?
– Ни в чем, – слабым голосом отвечала Эльфрида. – Я приду в себя через минуту. Там, внизу, все мне показалось таким странным и неожиданным, что я почувствовала себя дурно.
– Я-то думал, что вы просто мало говорите. Достать вам воды?
– Нет, нет.
– Считаете ли вы, что вам безопасно ехать сейчас верхом?
– Вполне… правда, так и есть, – сказала она, глядя на него умоляющим взглядом.
– А теперь, раз – и ты в седле! – прошептал Найт ей на ушко и с нежностью поддержал ее, чтобы она поднялась в седло.
Ее бывший возлюбленный все еще смотрел на эту сцену, прислонившись к воротам и находясь на дюжину ярдов позади них. Оказавшись в седле и крепко взяв поводья в руки, она один раз, словно подчиняясь непреодолимому притяжению колдовских чар, повернула голову в его сторону, и в первый раз с того памятного расставания на вересковой пустоши за пределами Сент-Лансеса, после пылкой попытки тайком выйти за него замуж, Эльфрида взглянула в лицо молодому человеку, своему первому возлюбленному. Он был тем юношей, который много раз называл ее своей женой, с которой не расстанется вовек и к которому даже она сама обращалась как к своему супругу. Их глаза встретились. Целую жизнь можно измерить скорее по глубине жизненного опыта, чем по ее действительной продолжительности. Их обмен взглядами пусть и длился всего мгновение, вмещал в себя целую эпоху в их истории. Для Эльфриды вся сила агонии и упрека в глазах Стефана стала тем гвоздем, что пронзил ей сердце смертельной болью, и нет слов, чтоб ее описать. Сделав судорожное движение, Эльфрида отвела глаза, подстегнула лошадь, и, пребывая в хаосе тревожных воспоминаний, она забыла обо всех, кто находился с нею рядом. То был заключительный акт мошеннического обмана, который они оба сыграли в склепе.
Достигнув холма, где парк переходил в лес и перелесок, Найт подъехал к ней поближе и сказал:
– А теперь вам стало лучше, любимая?
– Ох да. – Она закрыла рукою глаза, словно для того, чтобы стереть образ Стефана. На каждой ее щечке заалело по пятнышку лихорадочного румянца, и смертельная бледность лилейных лепестков стала понемногу покидать ее лицо.
– Эльфрида, – молвил Найт своим прежним, наставительным тоном. – Вы знаете, что я ни секунды вас не упрекаю, но не слишком ли много неподобающей женщине слабости в том, что вы потакаете себе, приходя в такое сильное волнение от того, что, в конце-то концов, ничуть не ново? Я думаю, что каждая женщина из тех, что достойны этого имени, должна иметь силы на то, чтобы взирать на смерть с некоторым хладнокровием. Уверен, вы согласитесь со мной?
– Да, я это признаю.
То, что он не ведал об истинной причине ее недомогания, то, что не выказывал ни малейших попыток отыскать двойной смысл в только что виденной им сцене в склепе, то, что он был полностью свободен от любых подозрений, – все это показывало, до какой степени сам Найт был неспособен на обман, а отнюдь не свидетельствовало о том, что ему была свойственна тупость, когда он анализировал человеческие поступки и характеры. Это прекрасно поняла Эльфрида, а понимание в свой черед добавило горечи ее самобичеванию, и с той поры она стала идеализировать его еще больше – просто за то, что она и он были такими разными. Даже недавняя встреча со Стефаном и звук его голоса, от которого в ее душе на миг затрепетали одна-две струны былой нежности, – даже этому было не под силу победить ее пылкую любовь к Найту, коя вспыхнула в ней с новой силой, едва Стефан скрылся с глаз.
Она торопливо ответила на вопрос Найта и немедленно продолжила разговор на отвлеченные темы. После того как они вернулись домой, Эльфрида держалась в стороне от него, пока не настало время обедать. После того как обед подошел к концу и они полюбовались закатом в гостиной, Найт вышел на террасу. Эльфрида вышла за ним очень решительно, ее подстрекало добродетельное намерение.
– Мистер Найт, я хочу вам кое-то сказать, – молвила она со спокойной твердостью.
– И что же это будет? – весело ответил ее возлюбленный. – Я надеюсь, беседа о счастье. Не позволяйте ничему расстроить вас настолько, насколько вы были опечалены сегодня днем.
– Я не смогу раскрыть вам тему разговора до тех пор, пока не поведаю всю историю полностью, – сказала она. – И я сделаю это завтра. Это будет рассказ о том, что я однажды натворила и что мне вовсе не следовало делать.
Необходимо заметить, что она дала сильно смягченное описание отчаянной страсти и тайного побега из дому, кои, более или менее, сами по себе были происшествием, кое удалось скрыть и коему не удалось перерасти в скандал в общественном мнении.
Найт подумал, что темой беседы будет какая-то безделица, и сказал весело:
– Стало быть, я не сейчас выслушаю ваше ужасное признание?
– Нет, не сейчас. Я не имела в виду сегодня вечером, – ответила Эльфрида, и твердости в ее голосе заметно поубавилось. – Это не такой пустяк, как вам кажется… это дело меня очень сильно волнует. – Но, боясь эффекта от своей же серьезности, она добавила натянутым тоном: – Хотя, возможно, вы можете в итоге счесть его пустяком.
– Но почему же вы не сказали, когда это будет?
– Завтра утром. Вы назначите время, не правда ли, и обяжете меня придерживаться его? Я хочу, чтобы вы назвали конкретный час, поскольку воля моя слаба, и я в противном случае попытаюсь улизнуть от этого разговора. – К этим словам она добавила притворный смешок, который показывал, насколько же трусливо было ее решение.
