«Совсем крыша поехала, – я с сожалением посмотрела на Алену – Бедная девочка».
Алина погладила ее по голове и заискивающим голосом сказала:
– Алена, сама посуди, «Жигули» – маленькая машина. Как ты дедушку повезешь?
– А как я его полчаса назад везла? Так и вечером повезу.
– Нет, ты не права, – ласково убеждала Алина. – Физиология человека такова, что при тридцати шести градусах тело мягкое, податливое. Его можно согнуть, скрутить, посадить. Но стоит ему немного остыть, даже до комнатной температуры, и все – у нас уже не тело, а бревно. Извини, но уже через восемь часов ты дедушку никак не посадишь.
– Почему? – Алена смотрела на нас как на умалишенных. – Почему я не посажу дедушку?
– Ну я же тебе объясняю, – по новой начала Алина. – Когда человек умирает, то застывает в той позе, в которой его положили, когда он был еще теплый. А поскольку у нас принято хоронить в гробу, то телу сразу придают лежачее положение. Что тут непонятного?
– А дедушка здесь при чем? – испугано спросила Алена, отодвигаясь от нас прямо со стулом.
– Ты его в морг привезла что, живым? – Алина начала терять терпение.
– Живым, – кивнула Алена.
– Ну ты даешь! – возмутилась я. – Надо же было его в реанимацию!
– Но дедушка попросил доставить его в морг. Ему в реанимацию не надо, – возразила Алена.
– Милочка, – выдохнула Алина, идя на последнюю попытку, – когда я своему сыну кричу: «Ты меня своими оценками в гроб вгонишь. Следующую двойку я не переживу», то, получив очередную плохую оценку, ему не придет в голову купить по дороге из школы венок.
– Алена, за жизнь человека надо бороться до конца, – с укоризной произнесла я. – Ведь он тебе не чужой. Это твой дедушка! Позвони в морг, пусть проверят, может, он еще жив?
Алена протянула руку к телефону и, не сводя с нас ошалелых глаз, набрала номер:
– Деда, это ты? С тобой все в порядке? Да, постепенно прихожу в себя. Деда, только ты не умирай, а то я без тебя до дома не доеду, – Алена положила трубку и с рыданиями упала на стол.
– Вот видишь, он жив! Радоваться надо, – воскликнула Алина. – А ты плачешь, глупенькая.
Алена оторвала от поверхности стола зареванное лицо и, вовсю шмыгая носом, спросила:
– А зачем вы меня пугаете?
– Мы тебя пугаем? Ты же сама сказала, что отвезла дедушку в морг!
– Правильно, – подтвердила Алена. – Я на работу еду, и он на работу едет.
– Ты хочешь сказать…
– Да, мой дедушка – заведующий патологоанатомическим отделением больницы, проще говоря, моргом.
– Ну, знаешь, – фыркнула Алина и, хлопнув дверью, скрылась в кабинете.
– Предупреждать надо. – Я обижено передернула плечами.
– Вы же сами … – начала оправдываться Алена, но, быстро сообразив, что начальство всегда право, умолкла на полуслове.
В этот день такого наплыва клиентов, как вчера, не было, но люди все равно шли и шли. В час пик – с двух до четырех – пришлось и мне подключиться к работе. До этого времени Алена справлялась сама. И лишь когда начала образовываться очередь, робко постучалась в кабинет.
– Марина Владимировна, нужно кому-то еще выйти в зал.
– Тебя ведь работа отвлекает от мыслей о предстоящей поездке домой, – съязвила Алина. – Вот и работала бы в поте лица. Сколько оформила договоров?
– Пятнадцать, – процедила сквозь зубы Алена.
– Молодец, – похвалила я. – Иди, сейчас выйду, сяду за второй стол.
За работой время пролетело незаметно. Я находилась в зале с клиентами. Алина сидела в кабинете, перезванивалась с зарубежными партнерами, подыскивала переводчиков для сопровождения туристических групп и откапывала свежие варианты, куда можно было бы отправить любителей путешествий.
О предстоящем телефонном звонке я не думала. Собственно, я ожидала звонка утром. Двухдневный срок истекал только завтра.
Алина высунула голову из кабинета и как-то уж очень мрачно попросила меня к телефону:
– Марина, тебя спрашивают. Подойди к телефону.
Я хотела взять трубку в зале, но она меня остановила:
– Нет, лучше поговори из кабинета. – И она так на меня посмотрела, что мне заранее стало себя жалко.
Я только и смогла, что выговорить:
– Он?
– Он.
Я поднялась из-за стола и на ватных ногах перешла в кабинет. Сразу хватать трубку не стала. Сердце так часто билось в груди, что я решила сначала немного успокоиться и лишь затем услышать приговор. Я мысленно посчитала до десяти, приложилась к бутылке с минеральной водой – от волнения так пересекло в горле, что мне казалось, будто язык намертво прилип к небу. Наконец я набралась мужества и сказала в трубку:
– Слушаю вас.
И опять бесполый голос мне ответил:
– Нет, это я вас слушаю. Чем вы меня порадуете? Вы готовы вернуть мне то, что не по праву взяли?
«Я поняла. Он садист! – догадалась я. – Один и тот же тон. Одна и та же фраза: «Это я вас слушаю». Сколько можно измываться надо мной? Шутка не удалась. Пора прекратить эту клоунаду».
И тут меня прорвало:
– Черт вас возьми! Вы можете мне сказать, что вам от меня нужно? Я ни сном ни духом не ведаю, что вы хотите, чтобы я вам отдала? Что мне не принадлежит? Быстро отвечайте. Иначе я позвоню в полицию, и мой телефон быстро поставят на прослушку. И упаси вас бог ко мне еще раз позвонить. А позвоните, пеняйте на себя. В Уголовном кодексе есть такая статься – шантаж! Вы угрожали мне, угрожали моей семье. Уже одного этого достаточно, чтобы засадить вас в тюрьму. В ваших же интересах оставить меня в покое. С меня довольно! Хватит! А если вы что и потеряли, ищите сами!
Я хотела нажать на рычаг, но вопрос незнакомца заставил меня повременить бросаться трубками:
– Я погляжу, вы такая смелая, потому что отправили свою дочь и мужа за рубеж?
«Он за мной следит! – ужаснулась я. – Он знает все!»
– Допустим, вы оградили их от неприятностей, а что будет с вами? У вас богатая фантазия?
Фантазия у меня была богатая, даже слишком, поэтому я быстренько прокрутила в голове варианты и, обессиленная, упала в вовремя подставленное Алиной кресло.
– Что вы молчите? – Я услышала в его голосе издевательские нотки. – Вы хотите нас перехитрить? Думаете, игра стоит свеч? Не стоит. Для вас – не стоит. Я бы советовал вам не дурить и положить в ячейку камеры хранения все то, что мы у вас просим. Срок – завтра, не позднее семи вечера. Вы же не хотите с нами встретиться? Ха-ха-ха, – смех был противный и ненатуральный.
«Как у Фантомаса», – вспомнился мне старый французский фильм.
