– Алина, Андрей Михайлович через несколько часов уезжает. Ты могла бы рассказывать покороче? – поддела я Алину. Мне не терпелось дослушать ее до конца и тут же огорошить их с Кружилиным своим сообщением. Конечно, мне не очень хотелось расстраивать Андрея Михайловича, но я должна была при свидетелях осадить Алину. А то что получается? Она! Везде она! А я вроде как и ни при чем. Кстати, надо еще деликатно спросить у Кружилина, где путевка в санаторий, выписанная Алиной на Аду Семеновну.
– Вы действительно торопитесь? – спросила Алина, глядя на Андрея Михайловича.
– Через час я должен выйти из квартиры.
– Я займу минут пять не больше, – пообещала Алина. – Так вот, я вышла на улицу и задумалась. Вполне возможно, я ошибалась, думая, что именно в этом доме жил когда-то первый секретарь горкома партии. Я даже поискала глазами мемориальную доску. Таковой я не нашла, зато увидела, что одна из квартир первого этажа перестроена под парикмахерскую. Скорей всего, дом уже сдавался с парикмахерской: ступеньки и перила были старые, вытертые. В окнах висели пожелтевшие от времени фотографии моделей. Меня порадовало то, что парикмахерская имеет этакий затрапезный вид. Нет, по тем временам, лет тридцать-сорок назад, она очень достойно выглядела: и прически на фотографиях были верхом парикмахерского искусства, и неоновая вывеска «Афродита» тоже хорошо смотрелась. Но это было тогда, сейчас все по-другому, и названия другие: «Академия красоты», «Донна Белла» или «Леди Босс». И вот что я подумала: если фасад парикмахерской не изменился, то может быть, и мастера работают старые, те, что обслуживали семью первого секретаря горкома партии. В современных дизайн-студиях одна молодежь. Вот и у Вени Куропаткина нет ни одного мастера, которому бы тридцатник стукнул. А глядя на эту парикмахерскую, казалось, что время здесь остановилось.
«Если она так подробно будет описывать свои логические умозаключения, – подумала я об Алине, – Кружилин точно опоздает на поезд».
Алина зашла в парикмахерскую. Там было два зала: мужской и женский. Она шагнула в женский зал, решив для начала прикинуться клиенткой. Доверять свои волосы незнакомому мастеру ей не хотелось, тем более что Куропаткин за день до торжества Ады Семеновны привел ее голову в идеальный порядок. Алина посмотрела на свои руки. Маникюр был безупречен, но нет предела совершенству, к тому же маникюршей оказалась дама, которая по возрасту могла быть если не бабушкой, то матерью для Алины.
– Можно? – приветливо улыбнувшись, спросила Алина.
Маникюрша посмотрела на клиентку сквозь две огромные линзы, скрепленные между собой дужкой.
– Садитесь, – разрешила дама и выложила на стол сначала огромное увеличительное стекло, прикрепленное к штативу, а потом полный набор первой медицинской помощи: йод, перекись водорода, пластырь, рулончик бинта и клочок ваты.
У Алины екнуло сердце: женщина, которой она собиралась доверить свои ногти, практически была слепой. Алина с трепетом выложила на стол свои руки. Дама оторвала клочок ваты, смочила его ацетоном и, не глядя на пальцы, смыла весь затейливый узор, нанесенный на ногтевые пластины. Алина заподозрила, что она даже не заметила, что там было нарисовано. А какими красивыми были ногти! Как на них сверкали стразы! Да что вспоминать, вся красота осталась на ватке. Дальше маникюрша включила мощную лампу, от которой Алине стало нестерпимо жарко, поставила между собой и клиенткой лупу и взяла в руки ножницы.
– Ногти ровнять будем? – спросила она.
Алина хотела предложить ей простись только пилочкой, но маникюрша, не дожидаясь ответа, зверски щелкнула ножницами, и палец укоротился на пять миллиметров, слава богу, только за счет ногтя. Из Алининой груди вырвался стон.
– Что такое? Я вас порезала? Не может быть! Я сорок лет делаю маникюр. У меня движения отточены до автоматизма! Я подтачиваю ногти, не глядя на них.
– О, это высший пилотаж, – роняя слезу по загубленным ногтям, выдавила из себя Алина. – Неужели вы так долго работаете? На вид и не скажешь. Я имею в виду, что вы очень молодо выглядите, вам от силы больше пятьдесят лет не дашь, – польстила маникюрше моя подруга. – А сколько лет вы работаете в этой парикмахерской?
– С самого открытия, – ответила маникюрша, с интервалом в три секунды отщелкивая по ногтю. И действительно, ножницами она владела мастерски. Пальцем проводила по ногтю, нащупывала отросший конец, потом – хрясть ножницами, и нет ногтя. Каждый раз Алина вздрагивала и морщилась, но маникюрша не видела ее выражения лица. Оно не попадало в лупу.
– С самого открытия? – переспросила Алина. – А правда, что в этом доме жил первый секретарь горкома партии Леонид Иванович Крошин?
– Правда, – подтвердила маникюрша.
– И он здесь стригся?
– Когда он был секретарем, его личный парикмахер обслуживал. А потом, когда партии не стало, Леонид Иванович здесь стригся.
– А его жену вы знали? – не сдержав восторга, насколько ей повезло, спросила Алина.
– Алевтину Павловну? Конечно. Она моя клиентка. Только у меня маникюр и делает. Я и в квартире у нее была, когда ей из дома выходить не хотелось, и дочке ее маникюр делаю.
– А Алевтина Павловна до сих пор в этом доме живет?
– Да, только теперь уж не так часто маникюр делает. И в квартиру уже не зовет, потому что на выезде у нас обслуживание дороже стоит, – хмыкнула женщина.
– А она сейчас дома, не знаете?
Прежде чем что-либо ответить, маникюрша наклонилась, чтобы через лупу взглянуть на Алинино лицо.
Увидев в стекле увеличенный в десять раз глаз, Алина вздрогнула. Рука ее дернулась.
Маникюрша подумала, что клиентка надумала срочно бежать к Крошиной, и крепко сжала ее ладонь:
– Да сиди уже! Все равно Алевтины Павловны дома сейчас нет. В санаторий она две недели назад уехала. Специально ко мне спустилась, чтобы маникюр сделать.
– Вот незадача! – воскликнула Алина.
– Какая незадача? Что в санаторий поехала? – удивилась маникюрша и опять через лупу посмотрела на Алину снизу вверх.
– Понимаете, – пустилась в объяснения Алина. – Мне надо обязательно повидаться с Алевтиной Павловной. У меня к ней одно дело.
– Приедет – увидишься.
И тут Алину в очередной раз осенило. Старая маникюрша – именно тот человек, который ей нужен. Дело в том, что редкая женщина, сидя в кресле парикмахера или за столиком маникюрши, молчит. Обычно у представительниц слабого пола рты не закрываются. Они словно путают, что пришли не к психоаналитику, а в салон красоты или в обычную парикмахерскую. Пока им делают прически или приводят в порядок ногти, они успевают слить в уши мастера столько информации, что этого бы хватило не на одну книгу.
– Скажите, как вас зовут? – спросила Алина.
– Ариадна Тихоновна, – представилась дама.
– Очень приятно. А меня Алина. Дело в том, что я дальняя родственница Крошиных, – зачем-то соврала Алина. Бывает такое, что иногда, сама не знаешь почему, начинаешь молотить языком все, что приходит в голову, а потом расхлебываешь свои же слова. – Когда Леонид Иванович занимал такой высокий пост, я была совсем маленькой, жили мы тогда небогато, и родственники нас стеснялись. О какой-то помощи речь даже не шла, нас на порог не пускали.
