– Плохое… Плохое как раз и связано с криминальными статьями. Я не знаю, о чем писать, – вздохнул Сосновский.
– Как не знаешь? – удивился следователь. – Ты же столько написал про бандитов Одессы! Ты же Мишку Япончика знал! Кому писать, как не тебе?
– Вот в том-то и дело! – воскликнул Володя. – Я знал все то, что происходило в прошлом. Но я понятия не имею, что происходит сейчас! Ведь сейчас эти, лагерные, вышедшие из тюрем, они другие. У них новые законы и новые правила. А тут я еще слышал такую штуку… Многие об этом говорят, так что и до меня дошли слухи. Мол, что и убийства с этим связаны, с разделением воров.
– Что именно ты слышал? – насторожился Петренко.
– Что появился некий класс авторитетов нового порядка, которые собираются поделить весь криминальный мир. Большевики строят много тюрем. Эти тюрьмы с каждым годом заполняются все больше. Я слышал о том, что эти новые авторитеты будут держать контроль в тюрьмах, и таким образом большевики получат прослойку, которая, как буфер в поезде, будет сдерживающим фактором между ними и уголовниками. Но кто они такие, как появятся, почему, откуда? – Сосновский развел руками.
– Об этом писать нельзя, – Петренко покачал головой.
– Но я понять хочу, – воскликнул Володя. – Для себя! Я ведь был связан с этим миром и… Это важно, пойми! Для меня.
– Ну хорошо, – кивнул следователь, соглашаясь. – Я попробую рассказать. Но только с условием.
– Каким?
– Ты ни слова не напишешь об этом в статье. Я не хочу рисковать своей шкурой. Это уже не детский лепет. Тут все серьезно, – у Петренко даже голос изменился.
– Клянусь! – Глаза Володи засверкали. – Ты же меня знаешь! Я для себя понять хочу.
– Для себя – понимай! А хочешь, я выдам тебе секрет? – лукаво улыбнулся следователь.
– Какой? – воодушевился Сосновский.
– Именно сейчас в криминальную среду здесь, в Одессе, внедрен человек, который как раз и работает по этому заданию.
– В смысле? – не понял Володя.
– Создать новый класс воров и новые законы, которые они будут соблюдать. Разделить их.
– То есть он внедрен как… крыса? – догадался Сосновский. – Но это же очень опасно!
– Ну, ему не впервой рисковать, – начал откровенничать Петренко. – Да и риска тут никакого нет. Воры принимают его за своего. Ему даже доверяет твой знаменитый Туча. А хочешь, я тебе и кличку его скажу?
– Ну… назови… – нахмурился Володя.
– Его кличка – Архангел! – сдерживая смех проговорил следователь.
– Архангел? Подожди… – удивился Сосновский. – О чем ты говоришь? Вор по кличке Архангел был убит во время налета на ресторан «Рыбачий приют».
– Убит был самозванец. – Петренко стал абсолютно серьезен. – А настоящий… Есть и настоящий Архангел. И поверь, он очень хорошо зашифрован. Многие поломают голову над этой загадкой. Очень многие…
– Зачем ты мне все это говоришь? Неспроста, так? – догадался Володя.
– Может, и неспроста, – Петренко лукаво покосился на него. – И я ведь не так прост, как кажется. И знаю, с кем ты живешь, к кому тайком ходишь по ночам.
– Ты… ты… – вспыхнул Сосновский.
– Может, я говорю это для того, чтобы кое-кто держался подальше от мира, который сейчас становится очень опасным. Ты меня понимаешь?
– А что будет, если мне не удастся удержаться? – вырвалось у Володи.
– Одно тебе скажу, – следователь стал серьезным. – Старого мира больше не будет. И те, кто пойдет против нового порядка… Те будут уничтожены.
– То есть это война, – задумчиво произнес Володя.
– Именно, – кивнул Петренко. – А на войне пленных не всегда берут. Вот на этой войне пленных точно не будет.
– Ладно… – Сосновский помолчал. – Ладно… А ты ведь собирался мне рассказать об этом новом классе, – он намеренно перевел разговор.
– Начнем с начала, – кивнул, соглашаясь, его друг. – Как говорится, устраивайся поудобнее, – и он начал говорить.
Глава 11
Рассказ Петренко. Лагеря большевиков. Титулы «законников». Понятия
Петренко всегда был откровенен с Володей. Да и с другими людьми не любил ходить вокруг да около – как говорили всегда в Одессе, «вилять хвостом». Если бы кто-то третий подслушал хотя бы часть этого странного разговора – судьба Петренко, а также Володи Сосновского, была бы решена. Они бы в жизни не вышли из застенков, куда отправляли и за меньшее. А откровенный рассказ о системе лагерей, возникших во времена советской власти, это было очень и очень серьезно и подходило прямо под расстрельную статью.
Даже несмотря на то что рассказывал следователь об уголовниках, а не о тех, кто попал в лагеря по политическим убеждениям, это было опасно. Много лет проработав в уголовном розыске и получив определенный опыт, Петренко знал почти все о криминальном мире – так, словно был его представителем. И теперь был готов щедро поделиться своими знаниями с другом. Точно зная, что тот не предаст. Поэтому он и был откровенен, и рассказывал Володе то, что не сказал бы никому.
Как и Сосновский, Владимир Петренко уголовников не любил. Он считал их людьми гнилыми – и не без оснований. Они преступали закон из самых низменных побуждений – из-за алчности, лени, жадности, похоти. Они были трусливыми, но наглыми – без цели, без внутренних убеждений, привыкшие жить за счет других и из-за собственной гордыни готовые наступать другим на горло. Петренко страшно, ну просто страшно не любил криминальный мир, но для того, чтобы сражаться с врагом и у него выигрывать, он вынужден был изучать его слабые и сильные стороны. И теперь он готов был поделиться своими знаниями с Володей. Сосновский тоже знал изнанку криминала не понаслышке. Но все-таки не настолько глубоко, как Петренко. А потому он внимательно слушал рассказ своего друга.
Начал он с лагерей. Заменив собой тюрьмы, лагеря стали детищем рабоче-крестьянской власти. 16 октября 1924 года ВЦИК утвердил Исправительно-трудовой кодекс СССР. По нему режим в местах лишения свободы стал разниться в зависимости от того, к какой категории были отнесены заключенные.
Этот кодекс предусматривал три основные категории: приговоренные к лишению свободы со строгой изоляцией, профессиональные преступники, а также совершившие преступление вследствие своих классовых привычек, взглядов или интересов. В соответствии с этим места лишения свободы делились на трудовые колонии, исправительно-трудовые дома, изоляторы особого назначения и переходные дома.
К весне 1930 года в системе НКВД имелось уже 279 таких учреждений, в которых находились 1 712 512 заключенных.
Однако помимо исправительных учреждений НКВД действовала и система лагерей ОГПУ. Существовал Соловецкий лагерь, а также группа лагерей особого назначения ОГПУ с центром в Усть-Сысольске. В них в 1930 году содержалось около 100 тысяч человек.
