– Выходит, молодился, значит, – хмыкнул прокурорский, – фальшивое удостоверение на 43 года все-таки.
– Вот таким и был Цыпа, весь в подобных деталях, – пожал плечами Петренко, – глупо молодился, глупо лгал. Энергичный, нагловатый вор. Держал карманников и домушников. Но в последние годы плохо управлялся с ними – некоторые молодые воры его обходили, а жесткие решения он не умел принимать. Слабак был. Глупый. Устал от жизни. Так что несладко ему жилось.
– И это ты знаешь, смотри-ка! – Следователь бросил на Петренко неприязненный взгляд. Его, судя по всему, раздражали опыт коллеги и его глубокие знания, несмотря на молодость.
Петренко хмыкнул, прекрасно понимая его чувства. Сам следователь раздражал его не меньше.
– Может, подельники его и грохнули? Кстати, где труп? – вдруг поинтересовался прокурорский.
– В спальне, – вздохнул Петренко, стараясь не обращать внимания на глупый вопрос человека, ничего не понимающего в криминальной среде, – мы его оставили, как было. Как убийца оставил. Сейчас ребята его фотографируют. Есть на что посмотреть.
– В каком смысле? – презрительно нахмурился следователь.
– Не криминал это! – не выдержал Петренко. – В криминале так не убивают! Никто не может убить авторитетного, коронованного вора без санкции сходки. А последний сход Цыпу вообще не трогал. Да и чего его трогать? Он же безвредный для всех воров был. Только глупый.
– Что ж, показывай, – печально вздохнул следователь прокуратуры, и Петренко отворил дверь.
Глава 19
Цветы для Цыпы. Улика. Допрос женщины. Сувенирная лавка. Племянник Гасана. Увядший букет
– Что это такое? – Прокурорский остановился на пороге спальни, снова брезгливо сморщившись и принюхавшись к спертому воздуху.
– Вы сразу почувствовали, правда? – не без ехидства усмехнулся Петренко, который сам уловил странный запах еще в прихожей, как только вошел в квартиру. – Это цветы. Это запах цветов.
– Какие еще цветы?! – воскликнул коллега. – В квартире вора – цветы?!
– А вы зайдите. Сами все увидите, – продолжал усмехаться Петренко.
Следователь осторожно переступил порог. В спальне было темно. Два огромных окна закрывали плотные портьеры из черного бархата. Вообще вся обстановка спальни была выдержана в темных тонах.
Стекла на окнах были резные – Петренко смог это увидеть, потому что в одном месте между портьерами была довольно широкая щель. Через нее с трудом пробивался луч света в комнату, где стоял действительно мерзкий запах – сладкий, приторный, вдобавок к нему примешивался и запах гнили. А ведь еще несколько часов назад его можно было назвать ароматом. Но спустя время душное, непроветриваемое помещение, где померкли все яркие краски, заполонила вонь. Другого слова Петренко подобрать не смог.
Посередине комнаты стояла огромная кровать в старинном стиле – пыльный балдахин, цвет которого терялся в этой тьме, резные колонны – широкие, округлые, достаточно большие. Между колонами находилось деревянное изголовье. Кровать была столь массивным сооружением, что занимала бóльшую часть комнаты.
Следователь прокуратуры, которому было явно не по себе, сделал несколько решительных шагов и застыл. Его ноги заскользили, он чуть не упал. Нагнувшись, он с неким недоумением распрямил в ладонях… цветочные лепестки.
Пол перед кроватью был усыпан лепестками цветов. Скорей всего, это были розы, еще сохранявшие свой утонченный аромат.
– Что это? – едва смог прошептать следователь, от удивления и страха почти потеряв голос.
– Пол в комнате усыпан лепестками роз, – сухо прокомментировал Петренко.
– Но зачем? Это же стоит целое состояние! Должно стоить… – пришел в себя прокурорский. – Такие деньги тратить… Это для женщины?
– Ну уж нет! – фыркнул Петренко. – Это сделали для Цыпы.
– Кто? – Следователь смотрел на него странными глазами.
– Убийца. Думаю, убийца устроил Цыпе роскошные похороны. Вы лучше взгляните на кровать.
Труп все еще был там. Его не убирали по распоряжению Петренко до приезда прокуратуры. Растеряв всю свою нагловатую уверенность, следователь подошел к кровати.
Цыпа, можно сказать, аккуратно лежал на спине. Руки его были сложены на груди крест-накрест – как у покойника. Между пальцами вставлена незажженная свеча, достаточно большая. Ноги трупа были растянуты в стороны и веревками привязаны к колоннам кровати. Он был без обуви.
Петренко щелкнул выключателем на стене – зажглась люстра, и яркий свет осветил просто ужасающую картину. Голова Цыпы представляла собой сплошное кровавое месиво. Подушки кровати и покрывала насквозь пропитались кровью. Это было страшно… Но главное – на кровати были лепестки роз. Цыпа лежал будто на пестром ковре – белый цвет, желтый, красный, черный…
– Как его убили? – отшатнувшись от кровати, спросил следователь.
– Размозжили голову молотком. По словам эксперта, убийца нанес не меньше десяти ударов, – пояснил Петренко.
– А руки… и это… ноги…
– Судя по всему, убийца нанес первый удар в гостиной. Мы обнаружили пятна крови возле стола. Цыпа сразу потерял сознание. Убийца перенес его на кровать, привязал и уже там добил молотком.
– Цыпа же здоровый мужик был! Почему не сопротивлялся?
– Эксперт полагает, что он был сильно пьян. От трупа шел сильный запах алкоголя. Да и пустые бутылки в гостиной… Судя по их количеству, покойник не стоял на ногах. Ударить его в первый раз было легко.
– Ну… ты тут разбирайся… потом напишешь все, как положено, – пятясь, следователь прокуратуры с такой скоростью вылетел из страшной комнаты, что Петренко расхохотался бы, если бы мог.
Сам он не спешил уходить. Подошел к изголовью кровати, не сводя глаз со страшной улики, которую заметил почти сразу, осматривая труп. Следователь из прокуратуры ее не заметил, а ведь в обнажающем электрическом свете она была отлично видна!
В изголовье кровати, буквально над головой Цыпы, в ряд были вбиты четыре длинных гвоздя. Слегка – чтобы они выступали над поверхностью и бросались в глаза. Они были очень похожи на те, что видел Петренко в трупе Червя, в квартире старушки-кукольницы под ковром. И вот теперь они появились рядом с трупом Цыпы.
Убийца играл с Петренко, словно подчеркивая, что все эти убийства были связаны в одно целое. Но и без этих подсказок Петренко понимал, что связь есть. Только пока он не мог ее установить.
О гвоздях Петренко не сказал следователю прокуратуры ни слова – точно так же, как поступил в деле старушки-кукольницы. Это было его личной находкой, его загадкой, которую ему предстояло разгадать. Между ним и убийцей словно уже установились какие-то странные личные отношения, нечто вроде смертельной дружбы. И Петренко уже дал себе слово, что доведет это дело до конца.
