– Так нет директора, – заметно смутилась девушка, – а скидку сделать и я могу.
– А там кто? – Петренко указал на дверь.
– Там никого нет, я одна. Что вам надо? – Отбросив всю дежурную любезность, занервничала девушка.
Петренко кинулся вперед и рывком распахнул дверь. И в тот же самый момент раздался грохот – мужчина, находящийся в соседней комнате, выпрыгнул в окно.
Не долго думая, следователь бросился за ним, на ходу выхватывая пистолет.
– Стой! Стрелять буду! – заорал он. – Милиция! Стоять!
Но мужчина, как заяц, лавировал в лабиринте старого двора. Ситуацию спасла собака, выпрыгнувшая из какой-то калитки. Она вцепилась в штанину беглеца в тот самый момент, когда тот, вскочив на жестяную бочку, уже собирался перемахнуть через дощатый забор.
Штанина затрещала, мужчина принялся отбиваться. Подскочивший Петренко, сбил его с бочки, прижал к земле и приставил к голове пистолет:
– Лежать, сука!
– Я же ничего не сделал… – застонал тот.
Достав из кармана наручники, Петренко сковал руки беглецу и только тогда разрешил ему подняться на ноги. Собаку давно уже забрала хозяйка – перепуганная пожилая женщина, и заперла за калиткой.
Схватив за рубаху, Петренко рывком развернул мужчину к себе. Это был человек среднего роста, темноволосый, лет сорока, с какой-то легкой примесью восточной крови, проявлявшейся в глазах.
От резкого движения рубаха треснула, и Петренко разглядел тюремную татуировку.
– Ну надо же! – аж засмеялся он.
– Я завязал, – мужчина покачал головой, – вон, магазин открыл. Я частный коммерсант! Ничего не сделал… плохого…
– Зачем тогда бежал?
– Я денег должен. Думал, долг выбивать пришли.
– Тут на Ланжероновской есть отделение милиции, – продолжал смеяться Петренко, – вот там мне все и расскажешь.
Дерибасовской проходил милицейский патруль. Остановив его и показав свои документы, Петренко велел доставить арестованного на Ланжероновскую, а сам вернулся в лавку. Девчонка чуть не плакала.
– Документы, быстро! – скомандовал он.
Посмотрев их, Петренко принялся изучать все бумаги магазина. Увидев фамилию хозяина – Эдуард Карзоев – понял, что интуиция его не подвела. Карзоев был «трефовым» и явно принадлежал к банде домушника Гасана, который уже долгое время был под новым Цыганом.
Вот тебе и кукольный магазин! Вот тебе и вдова чекиста. Выходит, здесь был самый черный криминал.
Петренко даже не сомневался, что Карзоев – подставное лицо, за ним стоят явно другие люди. Но этот след заводил в такие дебри, что дело об убийстве старухи-кукольницы представало в совершенно другом свете. И Петренко уже начал понимать, в каком.
В отделении милиции Карзоев ныл, как баба, пытаясь разжалобить видавших виды милиционеров. Петренко пояснил начальнику отделения, что задержанного вполне можно задержать за неуплату налогов, торговлю и укрывательство краденого. Да и в лавке много всего можно найти. Если покопаться, а главное, поспешить, из Карзоева можно выбить признательные показания в чем угодно.
Начальник отделения милиции был очень доволен тем, что Петренко не собирается оформлять поимку Карзоева на свой отдел, а потому готов был способствовать как угодно.
При виде Петренко Карзоев насупился и перестал ныть. Репутация и личность его хорошо были известны в криминальном мире, и Карзоев уже понял, что влип серьезно.
– В общем, так. Времени нет. Если не хочешь пойти ко мне под расстрельную статью, отвечать будешь коротко и четко. Это понятно? – с удовольствием проговорил Петренко, усаживаясь на стол. Карзоев заерзал.
– Куда уж понятней.
– Я сказал – коротко! – рявкнул Петренко. – Масть?
– Трефовый.
– Кто над магазином поставил?
– Гасан.
– Почему?
– Он мой дядя.
– Куклы у Екатерины Проскуряковой ты принимал?
– Ну, я. Дядя велел.
– Почему?
– Он получил приказ сверху.
– От кого?
– Я не знаю. Дядя мне не говорил.
– Гасан знал старуху-кукольницу?
– Нет.
– Почему бежал?
– Боюсь.
– Чего?
– Убивают. Цыпу убили. Дядя боится. Говорят, режут главарей.
– Кто режет?
– Не знаю. Передел власти. Тучу кто-то хочет спихнуть и своих людей поставить. Так дядя сказал.
– Ну, тебя это не касается. Ты чего бежал?
– В карты проигрался. Думал, за долгом пришли, выбивать.
– Ты старуху видел?
– Несколько раз. В основном с ней Ксюха дело имела. Она у нее куклы принимала и деньги выдавала.
– Ксюха – это девушка за прилавком, продавщица? Ты с ней спишь?
– А что, нельзя? Я мужчина, в конце концов, – воскликнул Карзоев.
– У тебя две семьи параллельно, мужчина! – осадил его Петренко. – И всех прошмандовок из кабаре содержишь. Наслышан, знаю.
– Ну, это не криминал. Под статью не идет.
– А Червь с кем спал?
– А я знаю? Что вы у меня такое спрашиваете? Я и видел его всего два раза в жизни!
– Не юли! Помнишь наш разговор?
– Не было у него постоянной подруги! Никогда не было. Всё жаловался, что с женщинами ему не везет.
– Ты знал, что Проскурякова – вдова чекиста?
– Все знали.
– Какой чекист помогает Гасану и прикрывает этот магазин?
– Вы думаете, мне такое скажут? Они же не больные!
– Это ясно, – наконец усмехнулся Петренко. – Ладно. Если вспомнишь чего, как позвать меня, знаешь. Только по пустякам не зови.
Он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Карзоев злобно глянул ему вслед.
Таня медленно плелась по Торговой, словно у нее болели ноги. Был ясный, солнечный день. Улица возле Нового базара была полна ароматов фруктов, цветов. Но Таня не радовалась солнечному дню и ни на что не обращала внимания.
После свидания с Шаховским, который навсегда стал Шаховым, она вышла на улицу только на вторые сутки. Все время после свидания просидела дома, взаперти, рыдая. Депрессия накрыла ее с головой. У Тани так мучительно болела душа, что ей не хотелось жить. И ничего не спасало – ни город, ни солнце, ни еда, ни цветы.
Она изменила Володе – да как изменила, так по-глупому, что стыдно было даже думать о том, как низко она позволила себе пасть. Она бегала за недостойным ее человеком, в конце концов очутилась в его постели, так, что, как в древней пословице, просто потеряла свое лицо. Ей было неприятно и стыдно. Таня болела душой. И больше не было рядом никого – верной Лизы, Цили, Иды, которые заботились бы о ней, пытались бы возродить ее к жизни. Вообще никого.
