Кто-то обнял Таню, обхватил ее обеими руками с неземной нежностью, и в этом жесте было столько любви, что из глаз Тани полились слезы… Никто не обнимал ее с такой любовью, никто не любил вот так, никогда…
– Мама… – Таня растворялась в этом невесомом прикосновении, прикасаясь к нему всем измученным сердцем, – мама… Забери меня к себе… Мамочка… Мама…
Теплая нежность, обволакивающая душу, напрямую прикасалась к ее сердцу. А затем повела за собой.
Таня пошла вперед, в глубину солнечной комнаты, где бабушка и Гека стояли возле стены, а Наташа играла на ковре своей любимой игрушкой – деревянной лошадкой.
Подхватив дочку, Таня с силой прижала ее к своему сердцу, зная, что все они не разлучатся больше – ни при каких обстоятельствах, никогда…
Резкий порыв ветра захлопнул окно с грохотом, и от этого грохота Таня проснулась. Села в кровати. Все ее лицо было залито слезами. Застонав, она схватилась за голову. Ей все было ясно. Перенос места схода был ловушкой, которую устроил Зайдер. Там, в катакомбах, их всех ждала смерть.
Таня вдруг с такой отчетливой ясностью поняла, что их собираются убить, словно видела все это наяву, на самом деле. Никто не вернется со схода. Все они останутся там. Бежать! Спасти Тучу, себя.
Бежать! Лихорадочно вскочив с кровати, Таня принялась одеваться. А потом вдруг упала на кровать.
Зачем? Во сне, внезапно пришедшем к ней как страшное предупреждение свыше, Таня испытала такое неземное, просто нечеловеческое счастье, что после него просто невозможно было возвращаться к реальной жизни. Все, кого она любила, были с ней.
Наташа, бабушка, Лиза, Гека, мама, люди, составлявшие весь ее мир. Люди, любившие ее такой, какая она есть, со всеми недостатками и плохими поступками. Зачем бежать, к кому? От них? Смысла не было. Таня сбросила туфли. И так застыла, сидя на кровати, опустив лицо вниз.
Володя проснулся на рассвете от резкой боли в груди. Сердце вдруг заболело так, словно его ударили ножом. Он вскочил с кровати и принялся бегать по комнате, не понимая, на каком свете находится. Боль в груди усиливалась. Одевшись, он выскочил из квартиры.
Ключ от комнаты Тани он сохранил. Он бежал как бешеный, не чувствуя ног, хватая ртом воздух, как выброшенная на песок рыба. Пулей промчался по мраморной лестнице, влетел в длинный коридор коммунальной квартиры.
Тани дома не было. Володя распахнул шкаф, чтобы проверить, на месте ли вещи. Может, Таня воспользовалась его советом и уехала? Но все ее вещи были на месте. Одежда, как и прежде, висела в шкафу.
На тумбочке рядом с кроватью он заметил кольцо Тани – тоненькое золотое колечко с рубином. Это кольцо Таня не снимала никогда. Почему же сняла сейчас? Недолго думая, Володя схватил кольцо и спрятал его в карман. Затем пулей вылетел из квартиры.
Шахов жил на Лидерсоновском бульваре. Поймав попутную машину, Сосновский проделал это расстояние просто с невероятной скоростью. И столкнулся с Шаховым в парадной – тот только вышел из квартиры, закрыв дверь. При виде Володи он остолбенел.
Сосновский схватил его за горло, толкнул к стене, ударил кулаком в челюсть.
– Где сход?! Говори, тварь! Где сход?!
– Пусти, ненормальный! – Шахов попытался вырваться, но не тут-то было – Володя держал его с бешеной силой.
– Куда вы их отправили? Говори!
– На Фонтан. Тебе-то что? Какое тебе дело до этой мрази? Туда им и дорога! Черти и так заждались!
– Едем туда! – Сосновский снова ударил его наотмашь. – Ты это остановишь! Иначе я убью тебя!
– Поздно! Уже поздно! – воспользовавшись, что Сосновский ослабил хватку, Шахов высвободился.
Володя отшатнулся к стене. По его лицу текли слезы.
– Поехали, – решился Шахов, – моя машина внизу. Я все равно собирался туда.
Ехали молча и долго. Говорить было не о чем. Доехали до песчаного пляжа. Шахов оставил машину в кустах.
– Зайдем с другой стороны. Пойдем по верху холма.
Они вышли к дороге. И пошли над обрывом. Затем спустились вниз, на песчаный пляж с другой стороны, обогнули холм.
Вдруг Сосновский остановился как вкопанный. Из грузовика, стоящего на обочине, выпрыгивали солдаты и начинали тянуть провод к холму.
– Катакомбы заминированы, – пояснил Шахов. Володя бросился вперед.
Впереди, под холмом, виднелась дощатая дверь вровень с землей, она была открыта. Это был вход в катакомбы.
– Мы выбрали это место из-за его отдаленности, – пояснил Шахов.
Путь им преградили солдаты.
– Дальше нельзя, – спокойно сказал Шахов.
– Пусти меня! – Двое солдат схватили Володю, он стал рваться из их рук.
– Поздно. Я же тебе сказал. Они все равно погибнут. Ты ничего не сможешь сделать.
Сосновского отвели в сторону. Возле куста на песке сидел молодой мужчина с глазами, полными слез. Руки его были связаны веревкой за спиной.
– Это племянник Тучи, некий Зорик Вальдман. Прибыл к нам из Житомира и собирался спасти дядюшку, – глупо хохотнул Шахов.
– Убийца, – Володе хотелось плюнуть ему в лицо.
– Смотри, идут! – Шахов указал рукой вперед.
По песчаному пляжу шли воры, которые должны были присутствовать на сходе. Володя Сосновский разглядел Цыгана, Фрола, Грача… Последними, под руку, шли Туча и Таня.
Таня была ослепительно красива. На ней был костюм из фиолетового шелка, напомнивший Володе тот самый, который был на ней в момент их первой встречи. Таня сделала модную прическу. Она улыбалась.
– Нет! НЕТ!!! – Сосновский вырвался вперед, но солдаты схватили его, потащили назад. – Нет…
Он бился, рвался в руках солдат, но ничего не мог поделать. Дойдя до низкой двери, Туча с Таней остановились. Таня вдруг подняла глаза вверх, к небу. На ее лице снова появилась счастливая улыбка. Она переступила порог и исчезла в катакомбах. Туча вошел следом за ней.
Володя прикусил губу с такой силой, что из нее потекла кровь. Он упал на колени в песок и не отрываясь смотрел вперед. По его лицу текла кровь, разбавленная слезами.
Взрыв раздался с такой силой, что, казалось, содрогнулась земля. Из холма взлетел фонтан земли, по всей округе летели песок, щебень, камни. Близстоящих солдат бросило в землю взрывной волной. Со стороны холма были слышны нечеловеческие крики. Взрывы следовали один за другим – первый… третий… пятый… седьмой… Крики прекратились.
Тела воров, погибших на сходе, извлекли к вечеру. Теперь их должны были опознать, переписать и похоронить в безымянной могиле, местонахождение которой будут знать только сотрудники НКВД.
Сосновского и Вальдмана отпустили. Зорик уехал в город. Володя до вечера продолжал сидеть на песке.
– Пойдем. Поможешь опознать. От многих остались только окровавленные ошметки. Но некоторые хорошо сохранились.
