Нас, русских, за то, что мы хотим по-русски жить на своей родной земле, быть хозяевами своей земли, гноят в тюрьмах, уничтожают. Расстрелян русский офицер, полковник ГРУ, главный редактор газеты «Казачьи ведомости» Владимир Наумов, тяжело ранен главный редактор газеты «Я — русский» Александр Иванов-Сухаревский, брошены за решетку писатель Юрий Екишев (г. Сыктывкар), писатель Юрий Шутов (г. Санкт-Петербург), писатель Иван Миронов (г. Москва), публицист Игорь Терехов (г. Благовещенск), редактор газеты «Родная Сибирь» Игорь Колодезенко (г. Новосибирск), издатель журнала «Русский хозяин» Александр Червяков (г. Москва), петербургский журналист-правозащитник Николай Андрущенко, осуждены главный редактор газеты «Русский вестник Кубани» Надежда Донская, главный редактор самарской газеты «Алекс-информ» Олег Киттер, искалечен ОМОНом известный правозащитник, доктор юридических наук Олег Каратаев, под судом и следствием директор издательства «Витязь» Виктор Корчагин, главный редактор газеты «Русь православная» Константин Душенов, директор петербургского клуба «Русская мысль» Татьяна Андреева, руководитель издательства «Царское дело» Сергей Астахов (г. Санкт-Петербург), главный редактор газеты «Московские ворота» (г. Обнинск, Калужская область) Игорь Кулебякин, редактор новороссийской газеты «За Русь!» Сергей Путинцев, главный редактор хабаровской газеты «Край» Борис Толщин, публицист, доктор технических наук Владислав Никольский (г. Санкт-Петербург), журналист из Северодвинска Георгий Знаменский. Взорвана редакция газеты «Русский вестник», сожжена редакция газеты «Патриот», запрещены газеты «Дуэль», «За русское дело», «Русская Сибирь», лишены выхода в эфир питерские радиогазеты «Слово», «Православное радио Петербурга», прекращено вещание «Народного радио» на Санкт-Петербург, под шквалом предупреждений о закрытии издательство «Алгоритм» (г. Москва), газеты «Завтра» (г. Москва), «Отчизна» (г. Новосибирск), «Новый Петербург», «Волжская заря» (г. Самара), «Русь благословенная» (г. Волгоград), разгромлены издательства «Пересвет» (г. Краснодар), «Белые альвы» (г. Москва). Под запретом прокуратуры книги писателей Юрия Петухова, Бориса Миронова, Олега Платонова. И это далеко не полный список преследуемых по 282-й статье русских писателей, журналистов, издателей».
С таким письмом к президенту РФ обратились всемирно известный академик Игорь Шафаревич, депутаты Государственной Думы — бывший министр обороны России Игорь Родионов, Виктор Алкснис, Андрей Савельев и Юрий Савельев, многие писатели, публицисты, общественные деятели. В письме подчеркивается:
«282-я статья стала гильотиной для русских патриотов, топором палача в руках ненавистников русского народа. Мафия протащила эту статью в Уголовный Кодекс, чтобы пресечь огласку своих преступлений. Абсолютно незаконная статья, потому что по сути своей противоречит Конституции Российской Федерации, Всеобщей декларации прав человека, Европейской конвенции о защите прав человека и основах свобод, Международному пакту о гражданских и политических правах, подписанных нашей страной! — И от имени общественности — людей совести и долга, которые не могут молчать, когда попирается само право на жизнь русского народа, письмо-обращение к президенту России заканчивается словами:
— Мы требуем отменить 282-ю статью Уголовного Кодекса Российской Федерации как способствующей геноциду русского народа!
Мы требуем немедленного освобождения писателей и журналистов, ставших в России политзаключенными!»
Упомянутый выше писатель Э. Тополь, откровенно назвавший фамилии маркитантов очередной «перестройки» России, тоже не выдержал и по-своему обратился к соплеменникам: «В стране нищета, хаос, отчаяние, голод, безработица, мародерство чиновников и бандитов. Наши возлюбленные, русские женщины, на панели. Так скиньтесь же, черт возьми, по миллиарду или даже по два, не жидитесь!..»
Слова эти улетели на ветер. Не доходят до толстосумов и слова московского рабби А. Шаевича: «Когда плохо, любой еврей это понимает, любой еврей: если плохо русским, не будет хорошо и евреям». Как в давнем 1918-м, патриотам России летят угрозы судами, расправами, тюрьмами. И не пустуют на святой Руси ни «Кресты», ни «Матросская тишина», ни множество других тюрем и СИЗО. И словно на перекличке эпох — режимов? — долетают до нас строки писем Василия Сталина из камеры Владимирского централа. Думаю, именно он стал первой жертвой оцепенения народа от холода, который как точно заметил патриарх Алексий, почему-то называют «потеплением»…
Дело «Флигера» и других
«После смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире, и на даче он был в полном одиночестве. Друзья и соратники в одночасье покинули его. — Это из воспоминаний Надежды Васильевны. — С. Аллилуев кривит душой, когда говорит, что отец провел последний месяц в пьянстве и кутежах. Он знал, что в ближайшие дни последует его арест. Видимо, поэтому он и просил меня быть с ним. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила пустую квартиру, отца уже увели, а дома шел обыск…»
Василия Сталина под кличкой «Флигер» упрятали в тюрьму на Лубянке. Почти два года боевого генерала возили в «воронке» на допросы Военной коллегии, а потом Василия поместили в Лефортовские казематы.
Кира Аллилуева оставила воспоминания об этом заведении: «Лефортово — страшная тюрьма… Во времени я ориентировалась благодаря еде. Кормили два раза в день. В 6 часов утра давали полбуханки черного хлеба и чайник — на весь день. Никакого ножа, конечно же, не полагалось, приходилось отламывать ломти хлеба руками. В 6 часов вечера был одновременно обед и ужин…
Раз в день минут на двадцать-тридцать выводили на прогулку. Двор круглый и разделен на сектора, как велосипедное колесо спицами. А в центре на сторожевой вышке часовой с оружием. Так и ходишь по своему загончику…
Все в тюрьме было страшно. И одиночество, и мысли. И допросы. Допрашивали следователи глубокой ночью и в предрассветные часы. Возможно, потому что человек в это время особенно беззащитен и не способен ясно мыслить — он словно обезоруженный… Никакого стула нам, арестованным, не полагалось. Допрашиваемый человек по несколько часов мог стоять навытяжку перед столом, за которым сидел следователь. Сильный свет лампы бил прямо в лицо, и начиналось…
Вопросы, которые задавал мне следователь, были самыми разными, часто откровенно дурацкими… Кроме меня и следователя в кабинете во время допроса всегда находилась и стенографистка. Она записывала мои показания. Я отвечала, как могла. И вдруг обратила внимание на то, что говорю два слова, а она строчит и строчит. Потом подает мне листы, исписанные мелким, неразборчивым почерком, чтобы я их подписала. А ты находишься в таком состоянии, что прочитать это не в силах. Да и вообще, — подпишешь — не подпишешь — какая разница? Они все равно писали то, что хотели. Но когда не подписывали, начинали издеваться, пытать…»
Так, до января 1956-го и арестант «Флигер» подписывал в Лефортовской тюрьме всякую чертовщину, вошедшую в историю его «Дела», как протоколы допроса. Да и сам-то Василий Иосифович постарался — такого нагородил следователям по Особо Важным Делам МВД СССР, что верить его показаниям могли только полные идиоты. Заявил, например, что авиацией округа командовал плохо — это при том, что несколько лет подряд защитники московского неба были лучшими среди равных. А как показали себя в Корейской войне!..
