Внесу некоторую ясность по поводу встревожившей душу мэра-буржуя «добычи» победителей. В сорок пятом, одновременно с вступлением союзных войск в Берлин, в Германии была введена в обращение оккупационная марка — единая для всех зон. Тогда же из Москвы пришло разъяснение А. Микояна по этому поводу: оккупационная марка на территории Советского Союза хождения не имеет, не принимается и не обменивается, поэтому должна быть потрачена на территории Германии. Две тогдашних марки составляли один рубль. Цены в немецких магазинах оставались старые — как «при Гитлере». И вот некоторые из них:
Шелк (в отрезах по 4 метра) стоил от 5 до 10 марок за метр.
Шерсть — от 30 до 35 марок.
Драп на пальто — 40–45 марок.
Обувь дамская — 25 марок пара.
Ботинки мужские — 35 марок.
Чулки шелковые — 3 марки пара.
Белье трикотажное (женское) — 12–15 марок гарнитур.
Ковры (фабричные) — 120–250 марок (в зависимости от размера).
Ковры (шерстяные) — 1000–3000 марок.
Шуба — 2500–5000 марок.
Горжетка из чернобурок — 120–250 марок.
Спальный гарнитур — 1500–1800 марок.
Столовый гарнитур — 2000 марок.
Рояль — 1500 марок.
Аккордеон «Hohner» — 400–600 марок.
Хрустальная ваза — 30–80 марок.
Сервиз из саксонского фарфора — 250–350 марок.
Фужеры хрустальные цветные — 5–10 марок штука.
За четыре пачки сигарет в обменных магазинах можно было взять большую хрустальную вазу в серебре. За две буханки хлеба — японский сервиз. Продукты после капитуляции немцы получали по карточкам — из запасов продовольствия советских оккупационных войск.
Так вот Костя Телегин, в конце войны он был старший лейтенант, имел боевые вылеты на истребителях, рассказывал, что его отец, как член Военного совета фронта, получал в месяц 20 000 марок. Командир дивизии — 10 000 марок. Все оклады были установлены лично Сталиным.
Что же получается: жги те марки на костре, обклеивай ими, как в свое время керенками, стены или все-таки покупай, что хочешь? На одну месячную получку генерал Телегин мог без всяких проблем купить 13 спальных гарнитуров, 700 шерстяных отрезов, 20 великолепных ковров, 4 дорогих шубы (из нутрии), 250 самых дорогих хрустальных ваз, 4000 хрустальных фужеров! А неплохие картины неизвестных художников стоили 200–400 марок. Стало быть, одна месячная зарплата — и готова домашняя галерея из 50–100 картин.
Гаврила горюет — у маршала Жукова оказалось 44 дорогостоящих ковра. Эх, мэр… Заглянул бы лучше в кошельки незабвенной «семибанкирщины». Где нынче все эти фридманы, авены, кохи, гусинские, смоленские?.. На сколько миллионов потянул замок президентовой дочки Танечки, остров в Балтийском море сынка одной питерской начальницы?.. А флотилия яхт орденоносца Ромы Абрамовича на чьи деньги построена?..
Костя Телегин рассказывал, как чекисты при личном участии министра Абакумова вывозили из дома все их имущество — вплоть до кухонной посуды и грязного детского белья из корзинки в ванной. Несколько заказных охотничьих ружей чекист взял как дрова, с тех пор вещи Телегина и Жукова навсегда и пропали. Даже добро, приобретенное семьей Константина Федоровича за 30 лет совместной жизни, было записано как «трофейное, награбленное».
Вернувшись из заключения, генерал Телегин обратился в ЦК партии с вопросом о возвращении конфискованного имущества. Ему тогда тонко намекнули — а не желает ли генерал снова посидеть в северных лагерях?.. Костя передал реакцию Жукова по поводу того запроса отца: «Дурак! К кому обратился? Ты их не знаешь! Да если к ним в лапы что попало — с зубами не вырвешь. Я не обращался, пусть подавятся этим барахлом…»
Замечу, Костю и его сестру Августину после ареста отца с работы уволили и семь месяцев никуда не принимали. Дома — больная мать, малолетняя племянница, приемный брат-школьник. Продать нечего — все вывезли после обыска, как было кормить семью?.. В такой обстановке — уже гражданский безработный пилот — сын члена Военного совета Телегина обратился к «дяде Косте» — маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.
«Константин Константинович на мой телефонный звонок ответил твердо: «Заходи!» — вспоминал Костя подробности той встречи и нелегкого разговора о судьбе отца. — Рокоссовский прямо сказал, что ни в какую вину моего отца, с которым прошел от Сталинграда до Варшавы, не верит. Спросил, где бы я хотел работать, а потом положил на стол несколько листков бумаги, ручку и сказал: «Пиши мне, тезка, как депутату Верховного Совета».
Вскоре Косте предложили работу — летать в Якутии на аэрофотосъемки экспедиций геологов. Сыну Сталина — террористу, антисоветчику, расхитителю народного добра и вообще врагу народа! — такого защитника не нашлось. А конфисковать «в пользу нищих» у боевого генерала оказалось нечего. Автомашина, мотоцикл, охотничьи ружья, подаренные отцом, шашка Ворошилова, да седло от «дяди Семы» Буденного — вот и все было богатство сына вождя.
«Поклонимся и мертвым и живым»
Зэк «Флигер» 3 января 1956 года спецэтапом был доставлен в тюрьму № 2 Управления МВД Владимирской области, более известную, как Владимирский централ. Построенная еще при Екатерине II, как пересыльная тюрьма для каторжников, мрачным видением с непереносимым смрадом сотен параш и человеческих тел стояла Владимировка вот уже не первую сотню лет. Толстые стены сооружения, окованные сталью дубовые двери камер, крохотные окошечки — отсюда никому не удавалось бежать. Приговоренный к пятнадцати годам тюремного заключения начальник иностранного отдела НКВД генерал П. Судоплатов вспоминал:
«Режим в тюрьме отличался строгостью. Всех поднимали в шесть утра. Еду разносили по камерам: скудную пищу передавали через маленькое окошко, прорезанное в тяжелой металлической двери камеры. Голод был нашим постоянным спутником. При царе, это в 1907 году, узников централа кормили согласно такому вот меню: на завтрак — чай, сахар, хлеб. На обед — щи, в котором мяса было больше, чем капусты, или окрошка. На второе — котлета с картофелем или жаркое. А вечером — каша гречневая или ячневая с салом. Кто-то из эстрадных хохмачей однажды заметил, что у нас нынче одна половина всех мужиков сидит в тюрьме, а вторая их охраняет. Думаю, с таким раскладом меню по тюрьмам рванула бы и вторая половина российского электората…
Все остальное в централе осталось, как при царе. Постель поднималась к стене и запиралась на замок. Сидеть можно было — на стуле, привинченном к цементному полу камеры. Туалет заменяла параша. Зэков выгуливали от получаса до сорока минут во внутреннем дворике тюрьмы — боксе площадью метров двадцать с высокими стенами и без потолка.
«Флигер» во всех официальных документах Владимирского централа стал значиться по фамилии его последней жены Васильевой. Отчество сыну Сталина тоже заменили. Словом, теперь он стал Васильев Василий Павлович. И вот первое его письмо Капе: