Незадолго до 70-летнего юбилея снятия блокады Ленинграда появились несколько крупных работ известных петербургских историков, попытавшихся обобщить накопленные знания о повседневности в блокированном Ленинграде, эволюции этических норм, борьбе и стратегиях выживания в тяжелейших условиях голода в 1941-1942 гг.
[35]
При подготовке второго издания сборника документов «В тисках голода. Блокада Ленинграда в материалах спецслужб Германии и НКВД» мы учитывали необходимость, прежде всего, еще раз обратить внимание на одну из важнейших проблем битвы за Ленинград, а именно планы нацистского руководства и командования вермахта разных уровней относительно Ленинграда накануне и в период первых месяцев блокады. По сути, речь шла о том, что альтернативе борьбы до победы у ленинградцев просто не было. Нацистское руководство и вермахт не рассматривали никакой возможности капитуляции города. В связи с тем, что данная проблема по-прежнему вызывает определенные кривотолки, мы сочли необходимым посвятить этим вопросам первый раздел сборника. В разделы, которые были представлены в первом издании, также внесены дополнения, расширяющие наши представления о деятельности немецких спецслужб, которым довольно активно по линии радиоперехвата помогали финские разведорганы.
Новый раздел сборника составляют письма ленинградцев, рассмотренные Продовольственной Комиссией Военного Совета Ленинградского фронта. Материалы комиссии лишь частично рассекречены.
[36] 11 января 1942 г. Военный Совет Ленинградского фронта вынужден был обратиться к вопросу о правилах расходования продовольствия, которые нарушались многими органами власти. В частности, в Постановлении №00579 говорилось, что «за последние дни участились ходатайства различных военных и гражданских организаций об увеличении норм расхода продовольствия, причем решения об увеличении норм продовольственных товаров, помимо Военного Совета фронта, принимаются Исполкомом Ленгорсовета, горкомом ВКП(б) и другими организациями, что приводит к перерасходу и ослаблению контроля за соблюдением лимита продовольствия, устанавливаемого Военным Советом». В связи с этим, было принято решение о том, что расходование продовольственных ресурсов находится в исключительной компетенции Военного Совета, а все ходатайства должны рассматриваться продовольственной комиссией в составе А.А. Кузнецова, Д.В. Павлова, П.С. Попкова и Н.В. Соловьева.
В Фонде Продкомиссии представлены оригиналы писем или их заверенные копии. Формат предлагаемого издания позволяет опубликовать только часть писем, которые поступали в Смольный или Ленгорисполком от частных лиц. Письма от предприятий и учреждений в данный раздел не включены. Из секретариата Жданова письма направлялись, как правило, на имя Председателя Исполкома Ленсовета П.С. Попкова, либо сразу же его заместителю И.А. Андреенко, которые готовили их для рассмотрения на Продовольственной комиссии. Письма раскрывают, главным образом, суть недовольства населения существующим продовольственным положением (особенно подростков и иждивенцев), и содержат в целом ряде случаев конкретные предложения по его улучшению, включая организацию коммерческой торговли для борьбы со спекуляцией. Ряд писем на имя А.А. Жданова, написанные в начале 1942 г., подтолкнули органы власти к разработке в августе 1942 г. проекта постановления Ленгорисполкома «Об организации в городе Ленинграде продажи продовольственных товаров населению, сдавшему государству иностранную валюту, драгоценные металлы и камни». Хотя эта идея и не была реализована, сам факт детальной проработки вопроса о создании магазинов по типу Торгсинов в осажденном Ленинграде заслуживает особого внимания. Очевидно, что коммерческими магазинами могли воспользоваться немногие ленинградцы, а у неимущих, кои составляли подавляющее большинство, это вызвало бы протест. В итоге, власть испугалась.
Часть писем демонстрирует «иерархию потребления», существовавшую в блокированном городе. В письмах-ходатайствах некоторых представителей партийной и советской номенклатуры содержались просьбы о выделении продуктов, о которых обычные горожане могли только мечтать. Вместе с тем, проблема льгот в период блокады требует дополнительного изучения, в том числе и в контексте нарастания недовольства в связи с продовольственными трудностями. Его стали проявлять не только рабочие, но и представители «идеологического цеха». Так, 8 октября 1941 г. в горком ВКП (б) сообщили, что в Музее Революции «появились отдельные носители нездоровых настроений», которые утверждали, что «в Ленинграде не жизнь, а каторга», что для улучшения положения с хлебом «нужна частная торговля». Создавшуюся в городе ситуацию со снабжением отдельные работники музея иронично называли «полным коммунизмом» и утешали себя тем, что в случае прихода немцев «рядовых коммунистов трогать не будут»
[37]. 19 ноября 1941 г. в Постановлении Военного Совета Ленфронта, предусматривавшем очередное снижение норм выдачи продовольствия с 20 ноября, впервые подчеркивалась необходимость «усилить борьбу с расхитителями продовольственных товаров, какими бы формами это воровство не прикрывалось».
Буквально через неделю после этого Постановления Военного Совета была подготовлена докладная записка Городского управления рынками с предложением легализовать толкучки, которые стали стихийно развиваться на большинстве колхозных рынков, в особенности на Клинском, Кузнечном, Октябрьском, Мальцевском и Сытном. В записке, адресованной в отдел торговли Горисполкома, отмечалось, что несмотря на все меры по предотвращению развития подобных толкучек со стороны горуправления рынками и милиции, «товарообмен продуктами и подержанными вещами» стремительно набирает силу. Особенно пагубными последствиями это явление угрожает в том отношении, что клиенты толкучек, зная их запрещенность, тщательно скрывают обмениваемые продукты от органов контроля, и благодаря этому в обмен легко могут проникать продукты, опасные для здоровья их потребителей. Помимо этого, обстановка скрытности благоприятствует деятельности на толкучках спекулянтов и уголовного элемента города. Поскольку, как показывает действительность, стимулом к товарообмену в основном является нужда населения в продуктах питания и в предметах первой необходимости, «мы вынуждены констатировать, что борьба репрессивными мерами не в состоянии прекратить это явление; равно не достигает цели и удаление толкучек с площади рынков, т. к. в таком случае они образуются в прилегающих переулках». По данным управления рынками, на каждом из упомянутых рынков толкучкою пользуется население в среднем свыше тысячи человек ежедневно. В связи с этим было внесено предложение «на известный период времени легализировать толкучки на колхозных рынках: Клинском, Кузнечном, Октябрьском, Мальцевском и Сытном, поскольку это дало бы возможность нам и органам милиции установить более эффективное наблюдение за доброкачественностью обмениваемых продуктов (мясо, рыба, молоко и т. д.) и облегчило бы борьбу со спекуляцией; с другой стороны, это позволило бы рынкам взимать с клиентов толкучек пожетонный сбор, общая сумма которого по нашей системе составит более 100 тыс. руб. в месяц».
[38] Иерархия потребления, безусловно, существовала в блокадном Ленинграде и на уровне органов власти и управления. В конце февраля 1942 г. на основании договоренности с секретарем ГК ВКП(б) Я.Ф. Капустиным начальник УНКВД ЛО направил председателю Ленгорсовета Попкову списки работников Райотделов НКВД на 4 страницах «для зачисления на ужин при РК ВКП(б)»
[39]. Ранее такими привилегиями работники райотделов НКВД не пользовались, находясь на котловом довольствии № 1
[40], в то время как партийные и советские органы, не говоря уже об уровне Военного Совета, ГК И ОК ВКП(б), тягот голода в дни блокады на себе практически не ощущали
[41]. Получение в блокадном Ленинграде сотрудниками Смольного и руководителями среднего партийного звена немыслимых для простых горожан даже по меркам мирного времени продуктов не считалось зазорным. Более того, это, вероятно, было нормой. На одном из заседаний бюро ГК в 1942 г. А.А. Кузнецов, призывая партийный актив «войти в положение граждан города, которые были подвержены серьезным психологически перегрузкам», подчеркивал, что проблемы быта не столь остры для партийных функционеров, «ведь мы и лучше кушаем, спим в тепле, и белье нам выстирают и выгладят, и при свете мы» (курсив наш — Н.Л.)
[42]. Однако когда вскрывались факты спекуляции продуктами питания, это вызывало мгновенную негативную реакцию руководства ГК. 17 ноября 1941 г. бюро ГК ВКП(б) вынесло решение по вопросу о группе судебно-следственных работников, «допустивших либерализм при рассмотрении и решении дела на бывших работников магазина №50 Садовникова и Иванова и непонимание политической значимости преступления в обворовывании покупателей и продаже продуктов без карточек». В итоге двое судей были сняты с работы, Куйбышевскому Райкому партии было предложено привлечь к партийной ответственности районного прокурора, а партийной организации городского суда предлагалось обсудить вопрос о «либеральном отношении членов городского суда» при рассмотрении дела на бывших работников магазина №50
[43]. Столь же решительно обходились и с сотрудниками аппарата Смольного. Так, 25 февраля 1942 г. опросом членом бюро Горкома было принято решение об исключении из партии инструктора отдела пропаганды и агитации Горкома партии Б.С. Вайгант и двух ответственных партийных работников в связи с фактами спекуляции и мародерства. Об этих фактах А.А. Кузнецова проинформировал начальник Ленинградской милиции Грушко 16 февраля 1942 г. В специальном постановлении горкома отмечалось, что «в трудных условиях снабжения продовольствием отдельные члены и кандидаты в члены партии не только не вели решительной борьбы со спекулянтами и мародерами, но и сами использовали эти трудности в целях личной наживы»
[44].
