⁂
Вонью от дохлой мыши пропиталась вся квартира; Бериш старался дышать только ртом, но это не помогало. Вдобавок обыск не принес ожидаемых результатов, всюду громоздился один только бесполезный хлам. Полицейский подавил рвотный позыв; так или иначе, нужно выбираться отсюда, иначе вся одежда провоняет. Когда желудок снова возмутился, Бериш понял, что его вот-вот стошнит.
Он направился к двери в ванную, толкнул ее, но она не открылась. Странно – замочной скважины не было, только ручка. Что-то подпирало дверь изнутри. Забыв о тошноте, Бериш надавил сильнее: в самом деле, что-то мешает. Наддал плечом, чтобы сдвинуть ее с места. Наконец образовалась щель, и он сунул туда голову… но тут же отпрянул.
Вонь, еще более ужасная, чем от дохлой мыши, исходила от почти уже разложившегося трупа.
Прикрыв рот и нос рукой, Бериш заставил себя снова просунуть голову в щель.
Тело лежало на боку, почти в позе зародыша. Оно покрывало чуть ли не весь пол крохотной ванной комнаты. Кожа на лице натянулась и почернела, были видны зубы, а глаза вытекли из глазниц. Одежда мужская: рубашка, темные брюки.
Ширинка была расстегнута.
Бериш нагнулся, чтобы получше разглядеть. У паха скопилась лужа запекшейся крови, но, только увидев руки, полицейский понял, что произошло.
В одной был зажат нож, в другой – пенис вместе с тестикулами. Человек оскопил себя и истек кровью. В качестве кары.
Мысленно восстанавливая произошедшее, Бериш обратил внимание на рубашку. И остолбенел.
На левом кармашке, у самого сердца, блеснула булавка с распятием.
Мила открыла первую коробку: там лежал цифровой будильник, тостер, какие-то кастрюли и айфон: ни следа дневников, упомянутых отцом Роем. Теперь она взялась за вторую коробку, очень надеясь на то, что священник ее не обманул.
Та была набита одеждой.
Роясь в старых свитерах и фланелевых рубашках, она вроде бы услышала в наушнике голос Бериша. Но связь была нарушена, до нее доносились только обрывки слов.
Радиосигнал пропадал в проклятом чулане.
Потом голос Бериша исчез окончательно, и в то же самое время Милу отвлекло то, что она нашла на дне коробки.
Три тетрадки в цветных обложках – вроде тех, в каких пишут школьники. Каждая помечена соответствующим годом.
2011, 2012 и 2013. По тетрадке на каждую жертву, подумала Мила.
Если Норман Лут в самом деле был графоманом, как утверждал отец Рой, в них, наверное, содержатся хроники каждого из убийств, жертвами которых явились студентки. Бывшая сотрудница Лимба взяла первую, надеясь, что монстр УНИКа записал там, где спрятал единственное тело, которое так и не смогли найти. Может быть, Леа Мьюлак наконец обретет достойную могилу и упокоится с миром.
Но когда Мила открыла тетрадь, перед ней предстало нечто совсем другое. Страница за страницей, исписанные тонким, убористым почерком, полнились рядами чисел.
Вот и доказательство того, что Норман был связан с «Дублем».
И снова щекотно во впадинке над ключицей, у самой шеи. Но дело не в числах как таковых. Находка напомнила ей расположение цифр на клавиатуре компьютера в кабинете отца Роя.
Бериш впопыхах скатился с лестницы, ведущей в квартиру над гаражом, и теперь бежал к дому священника, надеясь поспеть вовремя.
– Ты меня слышишь, Мила? Это не отец Рой! – орал он в передатчик, не получая ответа. – Священник мертв, быстрее уходи оттуда!
Он слышал только собственное дыхание да шелест ветра. Потом приглушенный хлопок. Бериш невольно замедлил шаг. Может, это игра воображения, но чутье подсказывало ему, что прозвучал выстрел.
Нет, воображение здесь ни при чем, сказал он себе. Хлопок донесся из дома.
Вбежав в дом священника с пистолетом в руке, он бросился на поиски Милы. Слишком тихо, это не предвещает ничего доброго. Потом, расслышав приглушенный кашель, он пошел на этот звук по извилистым коридорам.
Кашлял подложный отец Рой, лежа на полу в закутке. Мила, нагнувшись к нему, пыталась руками унять кровь, хлещущую из раны в животе.
– Где моя дочь? – спрашивала она вполголоса, не пытаясь угрожать. – Умоляю, скажи, где она.
Мужчина снова закашлялся, изо рта у него вытекла струйка крови, пятная седую бороду. Потом он улыбнулся.
Бериш сразу понял, что произошло, потому что Мила положила на пол пистолет, из которого выстрелила, защищаясь, а рядом лежал нож, с которым, вероятно, на нее напали.
Бывшая коллега почувствовала присутствие друга и повернулась к нему с мольбой в глазах:
– Вызови «скорую».
Но Саймон слишком хорошо разбирался в огнестрельных ранах и понимал, что этому человеку конец. И действительно, через несколько мгновений злобный огонек в его глазах потух.
– Нужно идти, – сказал Бериш, беря Милу за руку и поднимая ее.
– Клавиатура компьютера, – произнесла Мила, вне себя от волнения.
Бериш не понял.
– Клавиатура для левши, а этот держал сигарету в правой руке.
Увидев числа в дневниках, она вспомнила то, что видела в кабинете священника, – и снова щекотка под самой шеей. Кем бы ни был этот ублюдок, его подослал Энигма.
На верхнем этаже послышались шаги. Бериш напрягся, готовый открыть огонь. Через окна первого этажа они увидели, как две фигуры спускаются по пожарной лестнице, бегут к автомобилю, припаркованному неподалеку, и исчезают без следа.
Мила не ошиблась: в доме был еще кто-то.
– Вот хрень! – выругался Саймон. Подобрал дневники с порога кладовки и сунул Миле в руки, еще окровавленные. Потом обозначил, что делать дальше:
– Садись в машину и поезжай ко мне домой.
– А мой пистолет?
– Оставь его здесь, я им займусь. – Потом оглядел труп и добавил: – И остальным тоже.
15
Она протерла руки влажными салфетками, которые нашла в бардачке. Но ей по-прежнему казалось, будто она вся испачкана кровью человека, которого застрелила. Поэтому, придя в квартиру Бериша, тут же встала под душ. Мылась долго, прибавив к горячей воде лишь чуть-чуть холодной: надеялась, что обжигающие струи приведут ее в чувство.
Мила Васкес всегда пыталась боль излечить болью.
Выйдя из ванной в купальном халате Саймона, первым делом она положила еды в плошку Хича. Потом нашла кое-что для себя, поскольку проголодалась. Хлеб в упаковке и маринованные овощи. Отнесла все это на диван.
Снаружи лил дождь.
Усевшись по-турецки, Мила принялась листать дневники Нормана Лута, в надежде, что числа наведут на какую-то мысль. Будто решаешь сложную математическую задачу, одно из тех невозможных уравнений, над какими ученые бьются всю жизнь.