– Не знаю…
Бериш не стал настаивать, просто принял к сведению ответ и сменил тему. Интересно, что он задумал, спросила себя Мила.
– Как этот человек заманивал девушек?
– Находил в Интернете… Студенток в соцсети под названием УНИК, проституток на сайтах знакомств.
– Они потом приходили сюда?
– Да, приходили, – подтвердил Тимми Джексон.
Полицейский снова надвинулся на него:
– Ты мне правду говоришь, Свистун? Ты хочешь сказать, что женщины охотно являлись в этот дом с привидениями?
Мила заметила, что Тимми потупил взгляд.
Бериш пошел дальше:
– И я должен поверить, будто монстр, долгие годы водивший полицию за нос, стал бы рисковать, выкладывая в Интернете свой адрес?
Свистун снова захныкал.
– Он назначал им свидание в другом месте, правда? И чтобы не светиться самому, посылал тебя.
Свистун упорно мотал головой, но это у него выходило неубедительно.
– Ты не только смотрел, он использовал тебя как приманку.
Теперь Мила поняла, почему тюремщик так заботился о заключенном.
– А что мне было делать? – вскричал Тимми и отчаянно разрыдался. – Если бы я не делал того, что он говорил, он бы убил меня.
Глаза у него покраснели, изо рта тянулась струйка слюны, но Беришу было не до жалости. Он взял ноутбук с красной крышкой, усеянной золотыми драконами, положил к себе на колени, откинул крышку, включил.
– Владелицу этого компьютера звали Леа Мьюлак, – пояснил он, пока ноутбук загружался. – Как ты знаешь, прежде чем переключиться на проституток, наш друг питал слабость к студенткам. Леа была убита первой, но в отличие от двух других, которые за ней последовали, ее тело так и не было найдено. Кроме того, если двух других девушек приманили поддельным профилем, выложенным от имени некоего Ларри, Леа познакомилась с убийцей как-то по-другому, неизвестно как.
Мила вспомнила, как они обсуждали эту тему с Барбарой Мьюлак, предполагая, что серийный убийца использовал другое вымышленное имя, так и не обнаруженное следствием. То, что злодей сменил его, превратившись в Ларри, могло означать слабое место в его стратегии, некий дефект в способе совершения, который монстру затем пришлось исправить: благодаря такому изъяну они бы вышли на подлинного преступника.
– Сейчас ты покажешь мне, как убийца связался с ней…
– Я не помню, – сразу же стал отнекиваться парень.
– Все ты помнишь, – наседал Бериш, припирая его к стене. – Ты тогда уже был здесь.
– Слишком давно это было, – защищался Свистун.
Но полицейский стоял на своем:
– Войдем в УНИК, и ты мне покажешь, точка.
Бериш достал из кармана пальто очки для чтения. Заставка ноутбука изображала панораму ночного Гонконга. На ней появились иконки различных программ.
Саймон надел очки и вошел в Интернет. Стал просматривать историю посещений, но вдруг прервался.
В длинном списке рядом с каждым сайтом значился день и час посещения. Даты обрывались на 2011 годе, когда девушка пропала. Но во всем перечне ни разу не встретился УНИК.
Единственным объяснением могло быть то, что девушка не была зарегистрирована в социальных сетях.
Бериш и Мила переглянулись, задавая себе один и тот же вопрос. Как же тогда Леа Мьюлак могла пересечься с монстром?
Ответ лежал на поверхности, и от него у обоих перехватило дыхание.
– Черт! – вырвалось у Милы. – Он знал ее лично.
– Как могли в ОНП этого не заметить? – разволновалась Мила.
– Норман Лут невольно ввел их в заблуждение своим признанием, – рассудил Бериш. – Леа вошла в число жертв, потому что он присутствовал при ее убийстве в «Запределе».
– Им не хватало одного имени до трех жертв, чтобы официально открыть охоту на серийного убийцу, – вспомнила Мила.
– Поскольку вторую и третью студентку заманили и убили одним и тем же способом, ребята из ОНП заранее решили, что с первой жертвой дело обстояло так же.
– С той только разницей, что ее тело так и не было найдено, но эта деталь им показалась не заслуживающей внимания, – добавила бывшая сотрудница Лимба с сарказмом, к которому примешивалась ярость.
Мила вышла из себя, а Беришу не хотелось, чтобы она утратила способность сосредоточиться.
– Что будем делать? – спросил он, возвращаясь к реальности. – Ко всему прочему, мы убедились, что парень не в состоянии предоставить нам описание внешности преступника.
Они снова отошли к лестнице, чтобы не смущать Свистуна. Но Тимми уже провалился в свой собственный ад и не обращал на них никакого внимания.
– Черная роза указывает на то, что между монстром и его первой жертвой существовала особая связь, – уверенно проговорила Мила, возвращаясь к своей изначальной версии. – Он выбрал девушку не потому, что у нее были светлые волосы и она носила очки; наоборот, он выбирал всех остальных потому, что они были на нее похожи.
Леа Мьюлак была, как выражаются криминологи, «матричной жертвой».
Убеждение бывшего агента полиции окрепло после того, как она увидела черные бутоны в зимнем саду. Заботливый уход за этими цветами, а еще красноречивый жест преступника, который в каждую годовщину исчезновения девушки оставляет розу на ее пустой могиле, свидетельствует о болезненной привязанности, со временем обернувшейся ненавистью, разъедающей душу.
Бериш тоже начал склоняться к тому, что такая версия более чем основательна.
– Вот почему убийце все равно, кого душить, студенток или проституток: Леа – его образец, главное, чтобы каждая была на нее похожа.
– Нужно выяснить, почему это для него так важно.
– Согласен.
– Думаю, убийца во власти наваждения, от которого не в силах избавиться.
– Теперь, когда мы знаем, что эти двое были знакомы, может, стоит поискать в университетских кругах? – предложил Бериш.
К этому предположению Мила отнеслась скептически:
– Ты слышал, что говорила ее мать? Леа только что поступила в университет, была в том мире новенькой: ей бы не удалось, она бы попросту не успела стать предметом чьих-то извращенных фантазий.
Мила хорошо знала, что наваждение, одержимость, обсессия не возникает при случайном знакомстве, чтобы укорениться, ей нужны годы. Годы взглядов украдкой, жестов, оставшихся непонятыми. Часто жертва не подозревает, что ей адресованы особые знаки внимания. И когда наконец одержимый поклонник набирается смелости и обнаруживает себя, она не понимает, каковы его истинные намерения. И тогда каждая ее реакция, самая незначительная, воспринимается как отказ. Разочарование становится невыносимым, и отвергнутый воздыхатель видит в былом идеале врага, которого следует уничтожить.
