– Все это давняя история. Наверняка ты уже стократ искупил все своей службой для людей здесь, – заверил священник.
– Может быть… Но есть у меня грехи и посвежее. Это я убил ведьму Илидию. Пронзил ее мечом и поджег дом, чтоб скрыть следы.
– Почему?
– Потому что она была злом. Я это знал, мы с ней оба это знали. Она волком в овечьей шкуре была, вводила моих друзей в искушение. На погибель их вела. Я должен был ее остановить.
– Есть и другие способы. Изгнание…
– Она не ушла бы. Люди в Стародубе встали бы на ее защиту, начался бы раскол, а может быть, и насилие. Это было единственное решение. Единственная возможность. Я сам себя в этом убеждаю. Но, по правде, и сам не знаю… Я помолился над ее телом, – добавил он, сразу же осознав, как глупо это прозвучало. – Я не хотел ее смерти. Просто… не видел другого пути.
– Ты знаешь, что убийство всегда остается грехом, – спокойно сказал отец Норберт. – Иногда его можно чем-то оправдать. Когда защищаешь жизнь свою или ближних. В битве. Оно может быть обоснованным. Но все равно остается дурным.
– Я знаю. И я жалею о ее смерти, но не жалею, что остановил ее.
– Я не могу дать тебе отпущение. Даже ведьма – дитя Господа. Преступление ты можешь искупить лишь поступками. Добром, что ты принесешь в будущем.
– В будущем меня ждут еще убийства. Уже завтра.
– Ты будешь сражаться за тех, кто сам не может себя защитить. Это благородно…
– Нет, – резко оборвал Магнус. – Я буду сражаться, чтобы убивать. Потому что я их ненавижу. После того что они сделали сегодня. После всех тех боли и страха, что принесли нам и еще принесут завтра. Я ненавидел своего отца, как никого другого. До сегодняшнего дня. Это меня делает дурным человеком?
– Это делает тебя человеком.
– Я не смогу никого защитить. – Голос Магнуса захлестнула горечь.
– Послушай меня, мальчик. Послушай внимательно. Ты человек заблудший, но в сердце носишь добро. Я его в тебе видел с первого дня нашей встречи, и с тех пор ты много раз это подтверждал своими поступками. И завтра ты встанешь на этой баррикаде с мечом в руке, но поднимать его будешь не из ненависти, а из любви. – Голос священника приобрел силу, как во время неистовой проповеди. – Ты это сделаешь для всех тех, кто слишком слаб для того, чтоб защищаться самому. Всех тех, кто нашел укрытие за твоей спиной. Поскольку такую дорогу назначил тебе Господь. И он может тебя спасти. Ты должен лишь довериться ему. Ты будешь сражаться как защитник, а не как мститель, и он проведет тебя через эту бурю. Смоет твои грехи, поднимет из сердца глубоко скрытую доброту, если ты позволишь ему это сделать и отступишь от гнева. Веришь ли, мальчик?
– Стараюсь, – ответил Серый Стражник искренне.
– Иногда это все, что нужно. А сейчас отдохни, очисти сердце и успокой свои мысли. Отпускаю тебе то, что могу. И посылаю туда, чтоб ты искупил остальные грехи, защищая овец сих от алчности волков. Господь с тобой.
* * *
Первые лучи солнца влетали через завесу палатки. Снаружи уже доносился нестройный шум, нервная сутолока перед неизбежной битвой. Внутри все еще царило спокойствие. Люциус сидел на матрасе, набитом сеном, и всматривался в спокойное лицо спящей Амелии. Знал, что скоро им придется вставать и сталкиваться с действительностью, но сейчас, в эту единственную минуту, ничего не существовало. Была только она.
– Уже утро? – спросила девушка, потягиваясь и громко зевая.
– Только если мы встанем и выйдем отсюда.
– Думаешь, кто-то заметит, если мы тут останемся?
– Ну, рискнуть, конечно, можно. – Он улыбнулся и поцеловал ее в губы.
– Долго смотрел, как я сплю? – спросила она, вставая.
В первую минуту Люциус не ответил. Открывшееся ему зрелище лишило его способности к концентрации. Прошлой ночью было темно, так что он лишь сейчас впервые увидел наготу любимой. Сравнивать ему, по чести говоря, было особо не с чем, но в одном был уверен. Дух захватывало, как ничто иное.
– Люциус, – напомнила о себе Амелия.
– Некоторое время. Ты выглядела очень спокойно. Не хотелось это прерывать, принимая во внимание то, что нас ждет. – Он рефлекторно взглянул в сторону входа в палатку.
– Ну что ж, вот мы наконец и согрешили, – поспешно перебила его девушка. – И как тебе это понравилось?
– У меня нет слов.
– Это что-то новенькое. Неужели я все-таки нашла способ выигрывать у тебя в споре? – Она игриво улыбнулась.
– Не уверен, что для меня это был бы проигрыш. – Он встал и тоже начал одеваться. – Не подскажешь, где у кольчуги перед?
Внезапно он почувствовал, как она прильнула к его плечам, прижалась изо всей силы.
– Не хочу, чтоб ты шел туда.
– Я должен.
– Ты бы больше пригодился здесь, в тылу, перевязывая раненых.
– Раненые сперва должны дожить до тыла. Кто-то должен перевязывать их на месте. Кроме того, я все же Серый Стражник, мое место там, на передовой.
– Я видела, как ты тренируешься с мечом. Ты не воин.
– И Эдвин тоже нет. И Клара, и Касс. Но они там будут. Потому что мы тут на то и есть, чтоб защищать людей.
– Я больше не могу терять. – В ее голосе прозвучала тень скрытого отчаяния. – Не так быстро.
– Ты не потеряешь. – Он обернулся и обнял ее. – Обещаю, вернусь к тебе, даже если придется прорубать себе дорогу через врата всех миров.
– Клянешься?
– Поверь мне, после того, что мы вчера сделали, даже орда склавян не удержит меня от возвращения. А теперь, возвращаясь к этой кольчуге…
– Спина там, где капюшон.
– Очень мудро замечено. Потому мы и составляем такую слаженную команду.
– Можно поговорить? – донесся до них снаружи голос Натаниэля.
– Минуту, – ответил Люциус, торопливо натягивая штаны. Подхватил свой короткий меч и вышел наружу, знаком показав Амелии, чтоб осталась. – Чего ты хочешь?
– Поговорить.
– Мне не кажется, что у нас есть о чем. – Несмотря на нервную обстановку, Монах не мог не заметить, как жалко выглядел в этот момент князь Терила. Грязный, небритый, на лице синяков даже больше, чем у Люциуса.
– Я об этом реша… Извиняюсь. Привычка. – Голос молодого дворянина был слабым, лишенным обычной силы и амбициозности – Я пришел сюда затем, чтобы… Не знаю, может быть, дело в том, что мы пойдем в бой. Прости. Вот что я хотел сказать. За это.
Он указал на лицо собеседника.
– И вообще, за все.
– Ты не у меня должен просить прощения.
– Я знаю.
– Что ж, я слушаю, – сказала Амелия, выходя из палатки. Ее фигура излучала силу и достоинство. Была полным антиподом всего того, чем в данный момент выглядел Натаниэль.
