Подробности Стас не рассказывал, но в ответ на тревожный вопрос жены, не погонят ли с работы за участие в недозволенных действиях, несоответствующих высокому рангу советского торгового работника, ответил, что нет, не погонят, потому что кроме работы на посту начальника загрантехэкспорта, он ещё майор советской армии, а посему, наоборот, за успешную операцию достоин повышения в звании, что, кстати, и по выслуге лет уже полагается.
Новости Мари не поразили, так как советские люди, связанные по долгу службы с зарубежными странами, все как один, так или иначе, со спецслужбами общались. Раз супруг не просто пишет обязательные отчёты о контактах с иностранцами и получает за это зарплату, а ещё погоны носит, так это и к лучшему — ещё надёжней оказался, чем рассчитывала, выходя замуж.
Жёсткость, нетерпимость, придирчивость супруга получили логичное объяснение — черты характера соответствовали касте шатри (воинов), к которой тот принадлежал.
4.4. Одиночество
Москва. Восьмидесятые годы. Португалия, южное побережье. 9 марта 2004 года.
В конце концов всё хорошее заканчивается. Пришлось возвращаться в Москву. И даже подаренные мужем бриллиантовые колье, полученные в виде подарков от местных коммерсантов, ставших миллионерами благодаря торговле с Союзом, не радовали — мужу грозила работа где-то в Ташкенте.
Тогда Мари попросила отца о помощи. Отец, в отличие от мужа, занимался только кабинетной работой, — по крайней мере, никуда по ночам не бегал, а уходил на службу к девяти утра, возвращаясь к семи вечера, за редкими исключениями, когда раз в году полагалось посещать трёхдневные полевые сборы, дабы не растерять окончательно навыки стрельбы и метания ручных гранат. Да ещё иногда отец ездил в далёкие командировки, из которых привозил экзотические и, как правило, бессмысленные подарки.
Глеб просьбе дочери внял, тем более что как раз набирал людей в новое бюро, которым его поставили заведовать. И Стас стал подчиненным у собственного свёкра.
Снова потекла тягучая, размеренная жизнь. На удивление, интерес к индийской философии и учению тамошних факиров не пропал. В жизни Мари йога стала занимать всё большее место. К унаследованной от отца нежности, красоте, притягательной улыбке добавились выдержка, благоразумие, понимание никчемности погонь за никому не нужной роскошью. На смену природной неосознанной мягкости пришла уверенная женская грациозность. В чём-то благодаря йоге, в чём-то вопреки Мари стала удивительной по привлекательности женщиной.
Стас с возрастом становился всё нетерпимей к небольшим и незаметным погрешностям в поведении окружающих, но приобретённое Мари спокойное понимание жизни помогало переносить неудобства, связанные с тяжёлым характером супруга.
Надежды на продолжение учёбы подрастающих детей перемежались страхом перед службой в армии, хотя мальчику не грозила служба на диком севере под носом у медведей.
Потом Стаса застрелили. Мари и дети уцелели чудом — всё произошло после работы. Обычно в такие вечера усталый муж сидел полуразвалясь в глубоком кресле, а если забредали соседи с просьбой подкинуть чашечку сахара или полбуханки хлеба, дверь открывала либо Мари, либо дети, тем более что кухня находилась прямо у входной двери. Но на этот раз Стас случайно оказался к двери ближе всех.
Следствие пыталось зацепиться за тот факт, что открывать пошёл сам Стас, — возможно ожидал гостя. Но пришлось признать, что Мари и дети остались живы только благодаря случаю.
* * *
Первый год одиночества достался нелегко. Было много слёз, тоски и депрессии. В чём-то помогла йога, научившая терпению. Помогли родители, друзья, забота о детях.
Потом началась перестройка. Потом мы с Мари познакомились на дне рождении у коллеги, куда её затащил отец, чтобы дочь не сидела вечно дома одна-одинёшенька. Потом мы полюбили друг друга. Потом мы поженились.
При всей любви и отзывчивости ожидать от Мари самоотверженности сложно. Сибаритство ей всё-таки присуще, несмотря на умение медитировать и принимать позу лотоса. Ни разу за всё время нашей семейной жизни Мари не ездила на аэродром провожать меня в командировку, ни разу не вызвалась встретить при возвращении. Не то чтобы встречи и проводы мне были нужны (я бы уговорил её остаться дома), но было бы приятно услышать предложение проводить меня до Шереметьева. А Мари отличает здравый подход к любой деятельности.
И всё же спокойная реакция на мои откровения насторожила — понимает ли Мари, что нам предстоит? Видит ли, во что я её вовлекаю?
У меня комок в горле — не решит ли она, что на первом месте у меня эгоизм.
Может быть, рассуждения о необходимости довериться человеку, который никогда не подведёт, о благородной миссии, выпавшей на мою долю, не более чем отговорки? Может быть, на самом деле я пытаюсь спасти собственную шкуру, подставляя любимую женщину?
Но ведь это не так. Если меня не станет, Мари придётся повторить уже пройденный однажды путь. Хотя скорее всего, чуда на сей раз не случится и её тоже «исчезнут», на всякий случай, мало ли что муж рассказывал жене в ночной тишине уютной спальни.
Если бы я уехал один, оставив Мари в Москве, всё было бы ещё хуже — с момента моего отъезда она оказалась бы без защиты. Если бы я не рассказал ей всё, что ей необходимо понять, то шансов у Мари просто бы не оставалось. Никаких.
* * *
Брак обречён в тот момент, когда одному из супругов приходится приносить себя в жертву ради его спасения. Мы знакомимся на вечеринке, на лекции или в купе поезда. Влюбляемся, ходим, держась за руки, щебечем, рассеяно слушаем любимого человека, которому не терпится поведать о себе. Потом начинается совместная жизнь. Один из супругов рассказывает о своём детстве во второй, в третий, в десятый раз. И тогда приходят раздражение, неприятие, несогласие, желание отдохнуть. Раздражают привычки, вчера казавшиеся привлекательными. Мы не приемлем жестов партнёра, на которые вчера не обращали внимания; злимся за повторяющиеся шутки; бесимся из-за с апломбом высказанного мнения, особенно если партнёр не оставляет шансов на сомнения в собственной правоте. Вместе с раздражением приходит нежелание видеть партнёра за общим столом, в одной квартире, в собственной постели.
Мы продолжаем заботиться друг о друге. Но каждый заботится о себе. Не причиняет зла другому только ради себя — чтобы самому жилось спокойней. И постепенно люди становятся чужими, отдаляются друга от друга. Иногда с горечью, чаще с брезгливостью и ненавистью.
Но нас это не касается. Мари — исключение из правил. Поэтому мы вместе, — потому что я тоже исключение. По крайней мере, в отношении Мари. Мы живём друг для друга.
Годы брака ничего не изменили — мне не просто хорошо с моей женой. Она для меня — вся жизнь. Меня не волнует неумение Мари хорошо готовить. Меня не тревожат её возможные шалости на стороне, обычно вызывающие безумную ревность у мужей и доводящие до разводов. Если вдруг Мари почувствует необходимость в мимолётном романе с симпатичным обожателем, я отнесусь спокойно, без тупой душащей ревности, — грязь к Мари пристать не может. Не имеет права.
