Всплыл Виктор на поверхность в 1986 году. Сведения о нём пришли от Олдриджа Эймса, самого знаменитого советского шпиона, работавшего в отделе кадров ЦРУ и передавшего в КГБ полные и подробные сведения обо всех и каждом, начиная с секретарш-машинисток и заканчивая секретнейшими агентами, внедрёнными в сердце советской обороны, — благодаря Эймсу в СССР повязали тринадцать американских агентов.
Но Фуэнтес, судя по всему, не был ни в СССР, ни на Кубе. И даже связан не был с этими странами. Во всяком случае, будучи внезапно восстановленным в организации и вернувшись то ли с севера, то ли с юга ни советскому, ни кубинскому отделу придан не был, а занялся общей стратегией, маловажной бытовухой, ничем особенным. Шпионы, вернувшиеся «с холода», так себя не ведут. И изучая привалившее от Эймса счастье — свыше двух тысяч досье сотрудников центрального аппарата ЦРУ, — дело Фуэнтеса чекисты отложили в общую кучу, не до него было.
Дело впервые выудили по моей просьбе, когда пришло известие о назначении господина Фуэнтеса представителем по передаче бумаг по делу Кеннеди. Поэтому я и попросил поискать, что там у нас на Фуэнтеса накопилось. Оказалось, ничего нет. Зато есть загадка: где человек пропадал двадцать три года, никто не знает. Ни разу не был задействован ни в одном деле, ни разу не оставил отчёт о проделанной работе, не получал зарплату и не награждался почётными грамотами. И вдруг вернулся, возник из ничего, после чего занялся канцелярщиной.
Заметив несуразность, я хмыкнул. Подумал, что у меня перед Фуэнтесом есть преимущество — он-то узнает обо мне только после знакомства. Ему ещё надо запрос в свою контору домой делать о моих привычках, опыте, характере, слабых и сильных сторонах, а у меня его характеристика уже на столе! Вот только где он пропадал двадцать три года?
* * *
Мы понравились друг другу. Чем-то Виктор напоминал покойного Глеба. Возрастом. Сединой. Неравнодушием. Интересом к жизни.
Работали мы с Виктором не друг против друга, но взаимно помогая. Это тоже сблизило.
Сблизило и общее любопытство: обоим впервые пришлось работать вместе с вероятным противником, увидеть не абстрактного врага и коварную личность, а живого человека — усталого, в чём-то счастливого, в чём-то побитого жизнью.
То, что прислали именно Фуэнтеса, не удивило. В ЦРУ он работал большей частью с архивами и отжившими своё бумагами — по меньшей мере так явствовало из досье, присланного Эймсом. Для почти пенсионера Фуэнтеса хлопоты с процеживанием любезно предложенных нами папок были как раз тем, что надо — приятная работа, не связанная с нервотрёпкой.
* * *
Когда дело близилось к завершению, обе стороны вдруг приняли решение с передачей повременить — до следующих выборов. В девяносто шестом дела у обоих президентов обстояли настолько солидно, что мелкие подарочки значения не имели.
Мы с Виктором политическому решению вождей порадовались — мы что, не люди разве? — дело-то нам придётся на контроле держать, всё хлопот меньше на других участках.
И медленно, не торопясь, продолжали папку пополнять. Для этого регулярно встречались, так как переписке дело, разумеется, доверять не собирались.
Встречались, как правило, в Москве, чтобы без согласования ни один листок в Америку не попал. Пару раз устроили свидания за рубежами наших великих и могучих родин — однажды в Испании, второй раз в Таиланде. Особой необходимости в этом не было. Обычные уловки средних служащих с целью сэкономить отпускные. Я приезжал с Мари, Виктор — в одиночку.
Пока Мари загорала на пляже в Бланесе, под Барселоной, дрожа на пронизывающем каталонском ветру, или продиралась сквозь густые толпы туристов, почтительно разглядывающих изумрудного Будду в Бангкоке, я подсовывал Виктору очередные бумаги, найденные в каком-то областном архиве, а он, после пятиминутного изучения листка, глубокомысленно кивал и либо соглашался принять документ в дар, либо просил припрятать до лучших времён.
Затем мы с Мари продолжали отдых, один раз, впрочем, пообедав в Барселоне вместе с Виктором, представленным мною в качестве старинного приятеля, кубинского журналиста. Но Мари не интересовало, с кем я встречаюсь и с какой целью. Главное, чтобы человек аппетитно, со вкусом и толком поведал о самых привлекательных местных блюдах. Ну а посоветовать отведать какую-нибудь паэлью с макаронами вместо риса, да ещё приправленную особым кисло-сладким пряным соусом, — на это Виктор был мастак.
Понятия не имею, каким образом Виктор убеждал своих счетоводов в необходимости встречи в третьей стране, да ещё в разгар отпускного периода, — в конце концов, профессионал-разведчик любому бухгалтеру бруклинский мост продаст по выражению американцев.
Мне было ещё проще: «Довожу до вашего сведения, что американский партнёр потребовал встретиться в Патайе, Таиланд. В Москву лететь отказался. Возможные причины — такие-то. Прошу разрешения на поездку в Таиланд сроком на неделю. Примерная смета расходов прилагается. Для обеспечения маскировки прошу разрешения взять с собой супругу, Марию Владимировну. Расходы на поездку супруги прилагаю к смете».
Начальство хмыкало, подозрительно качало головой, но всё же поездки утверждало, так как и сами начальники, бухгалтеры, адъютанты, секретарши, машинистки и прочие тоже поддавались соблазнам. Только на неделю лететь как-то подозрительно выглядит, командировка должна не меньше двух недель длиться (хотя дел-то там на день от силы), так что вот тебе две недели, лети, дорогой, защищай честь родины.
По возвращении писал отчёты, прятал отвергнутые Виктором бумажки, красиво скреплял оставшиеся и либо неторопливой рысцой бежал за очередными находками, либо решал обычные служебные дела, с Кеннеди никак не связанные.
* * *
В девяносто девятом году у нас на власть претендовал молодой, многообещающий, но никому не известный дядя, к тому же нелюбимый демократами за бесцельно прожитую жизнь (хотя и не сжигаемый позором за подленькое прошлое). У них президенту грозил импичмент за скромное умалчивание подробностей отношений с миловидной пухленькой практиканткой.
Любое лыко, усиливающее шаткие позиции лидеров, было в строку. Сорок архивных чемоданчиков (десятки папок с архивами) грозили сыграть положительную укрепляющую роль. С популярностью, завоёванной в ходе небольших победоносных войн где-нибудь в Югославии или Чечне, конечно не сравнить, но в хозяйстве пригодится.
Поэтому архивы в девяносто девятом году торжественно поменяли хозяина. Наконец-то.
Стороны объявили, что российские спецслужбы передали США сорок папок архивных документов, связанных с делом президента Кеннеди. Было помпезно заявлено, что большая часть передаваемых материалов связана с жизнью Ли Харви Освальда в СССР. О чём идёт речь в меньшей части, широкой публике не рассказали. Но, в принципе, ничего особенного в документах не было и быть не могло. Всё опасное для нас отмёл я, а всё неприятное для них изъял Виктор. По праву профессионала.
Но и я профессионал. Потому отмечая в ходе работы интерес Виктора к бумажкам, на первый взгляд не представлявшим никакой опасности; наблюдая за цепким взглядом, останавливающимся на тех или иных фразах из донесений и журнальных вырезок; подсекая его ухмылку при виде какого-нибудь отчёта из Аргентины или Греции, убедился, что Глеб был прав: Виктор знал о деле Кеннеди гораздо больше, чем пытался показать.
