Сгорая, металлические ветки не трещали, как дерево, а шипели и пузырились. Они стремительно таяли, питая невероятный костёр.
— Подбрасывай ещё, — велела девочка, хватая следующую охапку веточек.
Слепящее пламя встало стеной вокруг тёмного блюда с золотой крупинкой на нём. Бросая в огонь новые ветки, я пыталась разглядеть, что происходит с зерном. У меня мгновенно разболелись глаза, из них потекли слёзы, но я упрямо продолжала всматриваться в костёр.
Золотое зёрнышко шевельнулось и начало меняться.
Жёлтый металл вспучился и стал разбухать. Зёрнышко лопнуло и раскрылось, как стручок фасоли. Из него наружу поползли мелкие чёрные крупинки, заполняя собой блюдо. Их было много — гораздо больше, чем могло поместиться в золотом зерне.
Металлические ветки сгорали быстро. Последняя охапка топлива полетела в огонь. Костёр ярко вспыхнул. Девочка вдруг протянула руки и выхватила металлическое блюдо прямо из пламени.
— А теперь — сей! — крикнула она высоким детским голоском. — Я сохранила зерно, ты должна засеять поле. Да быстрее же! Иначе начнётся огненный хаос!
Я ошеломлённо приняла от неё блюдо, вся сжавшись в предчувствии ожога. Но блюдо оказалось холодным. Я крепко обхватила его левой рукой и прижала ребром к животу, а правой рукой зачерпнула горсть чёрных металлических крупинок.
Чёрные зёрнышки жирно поблёскивали, но на ощупь были сухими. И слегка покалывали пальцы. А ещё они оказались очень тяжёлыми. Первая горсть просыпалась между пальцами прямо мне под ноги.
— Торопись! — в отчаянии простонала девочка.
Я захватила с блюда следующую горсть и, размахнувшись, жестом сеятеля рассыпала крупинки по земле. Я шла, не оглядываясь, и разбрасывала чёрные зёрнышки горстями, стараясь засеять как можно больший участок. Остановилась я только тогда, когда блюдо опустело. К этому моменту я успела сделать несколько расширяющихся кругов вокруг того места, где меня ожидали девочка и верные спутники.
Там, где первые зёрнышки упали на ржавую пыль, вся земля уже успела покрыться шевелящимся слоем чёрных крупинок. Прижавшись к тёплому боку Ветра, я потрясённо наблюдала, как мелкие зёрнышки слипаются вместе, превращаясь в приплюснутые кругляши, формой и размерами напоминающие каштаны. Воздух наполнился тихим шуршанием и стал свежим, как после грозы. Голубые искры заплясали между чёрными металлическими почками. Призрачное зарево взметнулось над засеянным полем.
А потом со звонким лязгом лопнул первый каштан. Из осколков оболочки проклюнулся росток, верхушка которого была свёрнута в спираль подобно ростку папоротника, и стал стремительно расти. Зазвенели, лопаясь, соседние почки. Из них устремились кверху гибкие стальные стебли, на ходу разворачиваясь с грозным скрежетом металла о металл.
Наконец первые из проклюнувшихся ростков вытянулись высотой примерно мне по пояс и полностью развернулись.
— Тьма-ах! — выдохнула я.
Каждая почка превратилась в стальной клинок с заточенным до бритвенной остроты лезвием. Смертоносная трава вдруг заколыхалась, как под ветром — хотя вряд ли обычный ветер мог взволновать такое поле. Сталкиваясь друг с другом, гибкие клинки высекали жёлтые искры. Острия ближайших к нам клинков угрожающе нацелились в нашу сторону.
Я потянулась к походной сумке, из которой выглядывали завёрнутые в лоскут кожи магические ножны. Если дойдёт до битвы со всем этим полем, даже Опережающий нас не спасёт — но, по крайней мере, некоторое время я продержусь.
— Не надо, — тихо сказала девочка. — Нам не придётся сражаться. Но мы должны напоить поле.
— Чем? — дрогнувшим голосом спросила я. Хотя и так знала ответ.
— Что пьёт сталь? — улыбнулась девочка.
Я вынула из-за пояса хадасский кинжал, полоснула себя по левому запястью, отдала кинжал девочке и подставила под горячую струйку крови правую ладонь. Девочка умело перехватила кинжал и поманила к себе анхайра. Одинец попятился.
— Так нужно, серый брат. Подойди, — попросила я.
Анхайр неохотно подставил девочке предплечье. Она взмахнула кинжалом, и тёмная кровь вулха заструилась по серой шерсти. Я прижала левое запястье к губам, и подставила под разрез правую ладонь, чтобы моя кровь смешалась с кровью анхайра. Девочка молча разрезала себе руку, и её кровь закапала туда же.
— Поливай, — велела она.
Я послушно шагнула к стальной траве и окропила блестящие клинки смешанной кровью нас троих.
Клинки вздрогнули. Дрожь передалась от них к соседним, и по всему полю волнами пошла рябь. Гибкие лезвия дрожали мелко и часто, рождая протяжный негромкий звон. Так поёт воздух под ударами доброго меча, и каждый клинок творит свою песнь. Мы все замерли и стояли неподвижно, слушая, как поёт возрождённое нами Железное поле.
А потом поле вдруг снова стало меняться. Серая сталь клинков превратилась в пронзительно-голубую, яркую, как небо в день Меара. Голубой цвет сменился густо-синим. Затем металл вдруг потемнел до угольной черноты, а в следующий миг приобрёл невиданный багрово-фиолетовый оттенок, и алые огни вспыхнули на остриях клинков.
— Штормовая сталь Предтеч, — глухо пробормотала девочка. — Тех, кто были учителями хорингов. Смотри! Это облики Железа от начала времён до наших дней.
Железная трава побурела, затем сверкнула живым серебром ртути, и наконец к ней вернулся изначальный серо-стальной цвет и блеск. И тотчас над ровной поверхностью металлического поля взметнулись новые ростки.
В разных местах, раздвигая колышащиеся острия клинков, стремительно поднимались к небу толстые железные стебли с шишечками бутонов на конце. Одни стебли, едва поднявшись головками бутонов над уровнем травы, раскрывались шипастыми шарами джерховой колючки или разворачивали веера зазубренных лезвий. Другие продолжали расти, и только на высоте человеческого роста — а то и выше — расцветали подобно пышным садовым георгинам или лилиям, каждый продолговатый лепесток которых был маленьким смертоносным кинжалом.
Я невольно вспомнила хищную лилию со дна странной реки. При всей её кровожадности, подводной охотнице на неосторожных рыбёшек было далеко до этих убийственных цветов.
В том месте, где горел металлический костёр, пробудивший к жизни золотое семя, поднялся над травой особенно высокий и прочный стебель. Он был усеян острыми шипами, а верхушку его венчал остроконечный шестигранный бутон из воронёной стали. По сравнению с остальными ростками этот стебель рос медленно. Всё поле уже цвело, когда над нашими головами наконец начал неторопливо и величественно раскрываться огромный цветок.
Затаив дыхание, мы смотрели, как лопнули по швам и разошлись стальные грани бутона, как они медленно отогнулись вниз, а поверх них развернулись огромные и нежные, как крылья бабочки, золотые лепестки. От них исходило то самое ясное и переливчатое свечение, что и от золотого зерна, которое я впервые увидела на ладони девочки.
