Зато вещей работы хорингов в мире попадалось очень много. В основном — украшения, оружие, одежда, посуда, музыкальные инструменты и, конечно, рисунки. На холстах и деревянных щитах, на причудливых кувшинах, на камнях, раньше стоявших едва ли не у каждого перекрёстка дорог, а ныне перевезённых в города. Всё это ценилось в десятки раз дороже, чем аналогичные творения людей. Но и служили вещи хорингов неизмеримо дольше. И сплошь и рядом просто были лучше — любой менестрель с радостью продал бы душу за лютню работы хорингов, а любой воин — за меч или кольчугу.
Правда, вещей с каждым кругом становилось всё меньше. Я не задумывался особо, куда они деваются. Но и не понимал этого.
О магии Старшей расы я знал ещё меньше. Она иная. Она могучая. Она древняя. Что ещё? Ах, да, она непонятная. Как и всё, что связано с хорингами.
Ещё я умел читать на их языке, но у хорингов был такой язык, что всякий посвящённый толковал каждую надпись по-своему. Поэтому я никогда не бывал уверен, что понимаю смысл написанного верно. Всегда брали сомнения: а этот ли смысл вкладывали в прихотливые изгибы узоров-письмён неведомые писцы? Может, совершенно иной?
Унди Мышатник всегда посмеивался надо мной за это. Но никогда ни разубеждал меня, ни утверждал в моём мнении.
Я всегда подозревал, что где-то далеко всё ещё остались места, где хоринги доживали свой отпущенный небом срок в этом мире. Но никогда всерьёз не верил, что столкнусь с ними лицом к лицу.
А пришлось. Хоринги тоже спешили в У-Наринну к Смутным дням. Причём, как оказалось, даже не одной группой. И это были не просто хоринги, а маги ушедшей расы.
Я отчётливо запомнил слова Иланда у костра в мой предыдущий вечер. «Мы не удержали Трон в прошлый раз. Даже не приблизились к нему. Где теперь народ хорингов?»
Так-так. Интересная вырисовывается картина.
Лю-чародей идёт в Каменный лес. Теперь совершенно ясно, что не он один туда идёт.
И всё это перед Смутными днями.
Хоринги не приблизились к Трону, и практически исчезли с лица земли.
Что будет, если в этот раз Лю не сможет приблизиться к Трону? Или другой маг-человек, если такие есть? Впрочем, что это я? Есть конечно. Не зря ведь путь в У-Наринну преподносит нам с Тури сюрприз за сюрпризом. Но что же будет? Неужели закат человеческой расы? И кто придёт на смену людям?
Я почувствовал струйку холодного пота, что стекла по спине под хорингской одеждой.
Тьма! Кто придёт? Оборотни! Могут придти оборотни! Если нам не нужно будет прятаться, станет выживать не один анхайр из ста, а по крайней мере половина, как у людей. Не один мадхет, а пятьдесят.
Я даже Ветра придержал, до того захватило дух. Конечно, это не больше чем догадки. Конечно, я так мало знаю о планах Лю и об У-Наринне, что говорить о своей игре пока просто смешно. Но кто мешает мне узнать обо всём поподробнее? А? Если от того, кто будет у Трона У-Наринны в Смутное время, зависит будущее мира, кто помешает мне попытаться взять судьбу в свои руки?
Через минуту я с досадой сплюнул. Ну и размечтался, червивое солнце! Ты, ничтожный жалкий недочеловек-недовулх? Который и не знает толком, когда последний раз были Смутные дни, а не то что не помнит их? Ты вздумал тягаться с магами? Или с хорингами? И с теми, о ком ещё даже не подозреваешь? Да если от У-Наринны действительно зависят судьбы мира, там соберутся такие силы, что тебя и не заметят, когда ненароком раздавят в неизбежной толчее у Трона.
Карса, забежавшая далеко вперёд, вернулась и вопросительно уставилась на меня.
«Ну? Чего стал? Поехали!»
Я опомнился и хлестнул Ветра. Каменистая пустошь, прилегающая к гряде, тянулась и тянулась навстречу. Карса уверенно бежала впереди. Вела.
Я снова вспомнил события перед перевалом.
Гасд-отшельник говорил, что за перевалом нужно будет идти на запад. Врал, конечно. Ему-то точно не хотелось, чтоб я пришёл к У-Наринне. Ещё он говорил что-то о Знаках, которые якобы попадутся на пути к Каменному лесу. Этому понятно, тоже верить не стоит.
Спустя минуту я понял, что вижу Знак. Первый из двух. Его и вправду трудно было с чем-нибудь спутать.
Выглядел он как тонкая пластина, неведомо как укреплённая на верхушке гладко отшлифованной каменной колонны. На пластине — рисунок, с обеих сторон. Кстати сказать, кисти хорингов, а значит, древний, как… как сама У-Наринна.
С одной стороны в синем свете вечернего Меара к Каменному лесу спускалась огромная белая птица. В лучах солнца она казалась голубоватой, как закатное облако. Сам Каменный лес выглядел странно знакомым: множество грубо отёсанных сероватых глыб, возвышающихся на манер толстых столбов посреди небольшого горного плато. В расположении столбов угадывался смутный порядок, строгий и единственно возможный. Но понять, на чём он основывался, я пока не мог.
С другой стороны У-Наринна была изображена уже в лучах заходящего (или встающего?) Четтана. Про Меар я мог бы сказать с уверенностью: изображён его закат. А вот относительно Четтана подобной уверенности у меня не было. Между каменных столбов виднелись маленькие фигурки людей. Или хорингов — не различить. Фигурок было одиннадцать, тех что стояли. Ещё несколько лежали в разных позах, какая раскинув руки, какая скрючившись.
И сверху над этим — аспидно-чёрный круг в небе. Что бы он значил?
Я вернулся к синей стороне. Роднее всё-таки, что ни говори…
И обомлел. Теперь и здесь появился чёрный круг над Каменным лесом!
Челюсть у меня сама собой отвисла. Живые рисунки хорингов? Здесь, в Диких землях? Тьма!
Через минуту я наконец отдышался. А ещё через минуту понял, что если им и суждено было сохраниться где-нибудь, то именно здесь, у джерха на выселках, куда не заглядывают хадасские толстосумы и их вездесущие управители. Да и проходимцы сюда явно заглядывают редко.
Я всмотрелся в живой рисунок. И вскоре уловил движение.
На Каменный лес опускалась Тьма. От того самого чёрного круга в небе. Что-то наползало на ещё не успевший сесть Меар, превращая его в яркий-яркий серп, становящийся всё уже.
Вскоре Меар исчез, и в небе осталось два чёрных круга, только один застыл в зените посреди внезапно вспыхнувших звёзд, которые я сразу узнал, а второй висел над самыми горами, и вокруг него цвела синяя ослепительная корона.
Я глядел на рисунок не мигая, а когда мигнул, снова на пластине возник Меар, белая птица и никакого чёрного круга в зените.
Так, хорошо. Что нам покажут с другой, с четтанской стороны?
Отогнав ненужные мысли, я вгляделся в рисунок. Он оживал только для тех, кто глядел на него расслабившись, изгнав суету из головы и растворившись в картинке.
Вскоре У-Наринна стала медленно удаляться, словно я стал неведомой птицей и взмыл над плато, над скалистыми каменными пиками, над отвесными стенами и коварными осыпями. Скоро плато и вовсе скрылось, а «птица» словно стала снижаться к огромной и плоской, как стол в таверне, равнине. Ниже и ниже; всё быстрее и быстрее, пока я не ощутил себя уже не невесомой птицей, а падающим из поднебесья тяжёлым камнем. Потом резко, рывком, падение замедлилось.
