Я не одобрял убийств, но это был тот самый случай, когда я не стал бы возражать.
И ещё я подумал — что знает Тури обо мне? О Моране? О резне в Плиглексе, когда мне пришлось убить шестнадцать человек, отъявленных, правда, негодяев — знает? И стычке с номадами на южных границах — знает? О пьяном кожевнике, который забрался в мой дом в Торнсхольме перед самым пересветом — знает?
Тьма…
Следующий раз Моран очнулся всего на миг, как раз тогда, когда зубы вулха щёлкнули в полупяди от чьего-то искажённого бородатого лица, а совсем рядом с ухом свистнул меч, хвала небу, находящийся в руке Тури, рыжей бестии.
Драка. Снова драка. Которая по счёту за последние дни? Моран не помнил, а вулх считать не умел.
Он умел только убивать… и ещё любить. Хоть это не слишком-то совмещается в людском понимании. Убивать, защищая тех, кого любишь.
Едва вулх позвал меня, я снова выплыл из небытия. В небе пылал Четтан. Моран прищурился бы наверное. Хотя вряд ли. Свет Меара синий, и оттого кажется более холодным, но куда ярче, чем тёплое дыхание Четтана. Морана, то бишь меня, Четтан тревожит, а вулх привычен со щенячьего возраста.
— …то есть, как не нашёл? Да скажи, наконец, зачем нам проводник? — спросила Тури с отчаянием в голосе. Лоб её был в крови, рыжая шевелюра в полном беспорядке, и я с негодованием заворчал. Да кто посмел обидеть мою спутницу?
Потом я присмотрелся, и увидел, что в руке у Тури меч, и лезвие его тоже красно от крови. М-да. Вероятно, обидеть её не удалось. И ладно. У вулха саднило правое плечо, всё время хотелось его полизать.
— В Сунарру вошли Одинец с карсой. Значит, Тури с вулхом вообще-то могут выйти из города.
Вулх слепо обрадовался. Выйти! Выйти! Прочь отсюда! Здесь вкусно кормят, но здесь же норовят обидеть хозяйку, больно колют в плечо холодным мёртвым железом и друг-тот-что-внутри тоже хочет отсюда выбраться. Он не так быстр и ловок, как вулх, но, кажется, гораздо лучше понимает людей, которые от природы совершенно непонятны. Большей частью.
«В который уже раз нас спасёт двойственная оборотническая натура? Лю знал, кого посылать в Каменный лес…»
В самом деле. Город привлёк Одинца с карсой. Тури же с вулхом — совершенно другая парочка, как не крути. Хотя ужасно обидно, что я совершил ошибку. И, собственно, провалил всё дело, лишил памяти и себя, дурня, и Тури, смелую девчонку-мадхета.
Мне стало джерховски стыдно за себя. Эх-ты, герой драный. Сортиры тебе чистить, а ещё лучше бы сдохнуть в яме у Чистых братьев. Потому что жизнь твоя никчёмна, и ты способен только подвести спутника… спутницу, точнее. Которая всю дорогу только и занимается, что выпутывается из дурацких положений, в которых ты её бросаешь на пересвете. И тебя, между прочим, вытаскивает.
Скотина ты Моран, хоть и человек.
Я до того разозлился, что ухнул в черноту сознания вулха и долго оттуда не выходил. До самого пересвета.
А когда Тьма ненадолго объяла мир, лишь слегка рассеиваемая слабым светом крохотных звёзд и вулх превратился в человека — телесно — и я увидел рядом с собой Тури, с надеждой взирающую на меня, а вокруг — поросшую редкими деревцами равнину и стену леса невдалеке вместо домишек Сунарры, я понял, что Тури удалось выйти из коварного города. И вывести оттуда меня.
— Здравствуй, Одинец, — сказала Тури и протянула руку.
Наши ладони встретились. Я хотел сказать всё, что думал — кто я есть на самом деле и какой она молодец, но вместо этого просто крепко обнял её.
Кажется, она много чего хотела сказать мне — предупредить, может быть, предостеречь от очередной глупости, но не успела. Судорога прошла по её телу и Тури упала на четвереньки.
Не прошло и нескольких минут, как край Меара высунулся из-за горизонта слева от меня. Карса, мурлыкнув, скользнула ко мне, встала на задние лапы, а передние положила мне на плечи. И лизнула шершавым языком мою опять небритую щёку.
— Прости меня, Тури, — сказал я сокрушённо. — Я опять всё испортил.
Размышляя, отчего я такой неразумный пень, я оделся и подошёл вплотную к Ветру. И почувствовал неодолимое желание протереть глаза.
Потому что я был не единственным пнём в округе. Ещё один нагло восседал верхом на Ветре, даже был пристёгнут к седлу коротким сыромятным ремешком.
— Привет! — проскрипел пень уверенно, чтобы не сказать нагло. — Я — Корняга.
— И хрен ли ты тут делаешь? — осведомился я достаточно неприветливо. Как-то не привык я разговаривать с пнями… если только я не общаюсь по давней привычке сам с собой.
— Я — проводник! — заявил пень. — Это я вывел вас из Сунарры. Можешь не благодарить, — великодушно разрешил он.
Я с трудом удержался от смеха и подозрительно взглянул на Корнягу.
— А не заливаешь?
— Что ты! — возмутился пень. — Я никогда не вру!
Наверное, я скептически ухмыльнулся. Мне-то не нужно было объяснять, что слова «Я никогда не вру» произносят только те, кто врёт всегда.
— Ладно, — сказал я, отстегнув пень и вскакивая в седло. Корняга поспешно дёрнулся в сторону, чтоб я его не придавил, а потом вдруг проворно взобрался мне на плечо, вцепившись корешками в ремни курткоштанов. — Раз тебя не прогнала Тури, и я не стану гнать. Рассказывай. Но учти: если выкинешь такое, что мне придётся не по нраву, я тебя пущу на растопку. На первом же привале.
Вряд ли Корнягу согрела перспектива стать дровами и согреть впоследствии меня.
— Что рассказывать?
— Всё. Где тебя подобрала Тури. Зачем она это сделала. И почему, джерх возьми, ещё не сожгла тебя, готовя ужин, потому что мне кажется, это единственное, на что ты годишься, деревяшка.
Корняга надулся. По крайней мере, мне так показалось.
— Вот она, людская благодарность! Все вы одинаковы.
Я не стал уточнять, что к людям я, строго говоря, отношусь не вполне.
— Раз, — сказал я.
— Что раз? — не понял Корняга.
— Когда будет «три», я разведу костёр, — охотно объяснил я.
— Уже говорю, говорю, — всполошился Корняга. — Тури подобрала меня тринадцать дней назад недалеко от Слезы Великана.
— Чего? — изумился я. — В первый день пути по Диким землям?
— Ага… Но на неё вскоре напали разбойники, и… в общем, она рассердилась.
— И что?
Корняга пошевелился на плече и забубнил дальше:
— И она меня бросила у озера. Но следом за ней пошли другие люди — колдун Панч и трое его дружков-лютиков.
— И ты с ними?
— А что мне оставалось? — захныкал Корняга. — Они грозились сжечь не только меня, но и весь окрестный лес.
М-да. На такую деревяшку это и впрямь подействовало бы. Колдун, значит, Панч и тройка лютиков… Любопытно. Ещё один колдун.
