Тугой на ухо председатель суда будничным голосом стал читать обвинение:
– Марья Шарыгина, вы обвиняетесь в том, что склонили Прохора Данилова убить помещика Евгения Валентиновича де Роберти, а после того как убийство было совершено, украли у де Роберти деньги в размере ста рублей и сбежали. Признаете ли вы себя виновной?
– Не признаю, – тихо пробормотала обвиняемая.
– Громче говорите! – Председатель с трибуны повернулся к ней правым, слышащим ухом.
– Не признаю! – громко повторила Марья с надрывом в голосе.
– Так-так, – зашел издалека председатель. – В каких отношениях вы состояли с Евгением Валентиновичем де Роберти?
– Работала у него горничной.
– А кем вам приходился Прохор Данилов?
– Прохор-то? Так женихом.
Рядом с Николаем прошептали: «Во баба – и с барином, и с лесником крутила!»
Председатель задал наконец вопрос, который волновал всех присутствующих:
– Вы вступали с де Роберти в интимную связь?
– Чегось? – не поняла Марья.
– Ты была любовницей де Роберти?
Крестьянин, сидевший рядом с Николаем, продолжал комментировать: «Конечно, была. Не конфекты ж с ним ела!»
Марья начала плакать и заламывать руки:
– Он меня ссильничал, еще мне только одиннадцать лет стукнуло!
По залу суда прокатился ропот.
Председатель застучал молоточком, призывая присутствующих к тишине:
– Кому вы говорили об этом?
– Всем говорила. А мне говорили: молчи. Никто не захотел вступиться! – всхлипывала Марья.
– И что же дальше?
– Пять лет назад, когда мне еще пятнадцати не исполнилось, у меня родился от него ребенок. И этот гад увез и отдал его в московский воспитательный дом. И я не знаю до сих пор, где мой мальчик! – завыла Марья.
– Что же ты не пожаловалась в суд, обвиняемая? – насмешливо поинтересовался прокурор.
– Я хотела подать в суд, но мне сказали, что никто мне не поверит.
– Кто сказал? – вмешался председатель Савельев.
– Да вон урядник наш, Иван. – Марья указала на толстого мужика в форме.
– Ась? Что я? Не было такого, – затараторил мужик, озираясь по сторонам.
– Хотела в монастырь уйти, но Прохор мне предложение сделал, – сказала девушка, – а де Роберти не отпускал, проходу мне не давал.
– Данилов его убил?
– Про то мне неизвестно.
– Расскажите, как это было?
– Ввечеру я пришла стелить барину постель, думала, нет его. А он притаился в шкафу, накинулся на меня, стал раздевать. – Губы у нее задрожали. – Тут откуда-то раздался выстрел, и он, ирод окровавленный, упал передо мной. – Девушка жестом показала, как именно ирод окровавленный упал, и торжествующая улыбка на миг коснулась ее губ.
– И что вы сделали после этого? – продолжил допрос председатель.
– Испужалася я. Побежала.
– А деньги зачем у барина украли?
– Деньги прямо там, на столике лежали, – недоуменно пожала плечами Марья. – Я как увидела, что он мертвый лежит, схватила их – думала в Москву бежать, сынка мого искать. А как без денег-то? Да я и безграмотная – где помощи искать?
Рядом зашептали: «Ясно, в Сибирь сошлют – скажут, сообщница».
Далее вызывали свидетелей обвинения.
Агент сыскного отделения рассказал на суде, что валентиновские крестьяне, измученные жалобами своих жен, невест и дочерей на посягательства де Роберти, не скрывают своей радости по поводу смерти хозяина. И даже ранее как будто собирали деньги, чтобы заплатить за убийство де Роберти, но не представлялось подходящего случая.
Николая также допрашивали как свидетеля со стороны обвинения. Ничего дельного он сказать не смог, так как почти не знал убитого – де Роберти де Кастро де ла Серда. Старицкий помещик с французскими и испанскими корнями отличался непростым нравом, слыл эпатажным либералом и тяготился общением с консервативными соседями, часто уезжая во Францию проводить свой досуг в «Мулен Руж».
Ответив на вопросы, Николай, ошарашенный, слегка шатаясь, вышел из зала суда, не дожидаясь приговора. То, что девушку обвинят, не вызывало у него сомнения. Мысли путались. Пытался найти себе оправдание, что его чувства к Катерине – это совсем другое, светлое, возвышенное. Что он не имеет ничего общего с де Роберти. Но чем больше он об этом думал, тем больше не клеилось.
Выезжая из Старицы, вспоминая Марью, решил, что не может так поступать с Катериной. «Это не любовь, а пошлость. Неужели я, дворянин, морской офицер, уподобится этой мрази де Роберти и погублю ее, невинную?»
Так, сам себя не помня, Николай доехал до Дмитрова.
Разрумянившаяся от мороза Катерина несла воду из колодца. Увидев Николая, подошла и тяжело опустила коромысло с ведрами на дорогу. На улице никого больше не было – после обеда деревня отсыпалась от затянувшегося разговения. Долго молчали, не решаясь посмотреть друг на друга. Николай по дороге из суда готовил целую речь для Катерины, но, увидев ее, не смог выдавить ни слова. Наконец словно очнулся, нащупал в кармане серебряный портсигар с монограммой N.W. и порывисто закурил. Жадно затянувшись несколько раз, прокашлявшись, прохрипел севшим ни с того ни с сего голосом:
– Вот что, Катерина. Что было – то прошло. Давай забудем это. Не знаю, что случилось со мной. Так неправильно.
Катерина молчала, все еще не решаясь посмотреть на него. В ее душе росло возмущение: она поймала себя на том, что все это время хотела, чтобы Николай снова клялся ей в любви. Ждала его, чтобы самой отказать, и совсем не ожидала, что он сделает это вместо нее.
Николай продолжил. Наконец он вспомнил, что хотел сказать:
– В сентябре, как ты знаешь, приедет учитель к Наташе. Я вот что решил: если ты согласна, договорюсь, чтобы он взялся тебя учить, чтобы ты усвоила грамоту за год. Ты способная. А потом отправлю тебя в коммерческое училище в Петербург. Что думаешь?
Мысли пронеслись в голове Катерины. Она вспомнила вчерашнее гадание: «В Петербурге или в Новгороде. Может, и правда, судьба моя там – как теперь откажешься? Но как же поступить с Николаем, неужели доля мне такая выпала – прежде стать его любовницей? Стыдно даже думать об этом. Нет, не поеду, если так».
Помолчав, Николай добавил, угадав ее мысли:
– Больше тебя не трону – обещаю.
Катерина смутилась и покраснела – кровь ударила ей в голову, и мгновенно в памяти возник поцелуй, на который она отвечала, забыв про стыд. Катерина посмотрела на губы, которые несколько дней назад целовала, – она все еще помнила их сладковатый вкус, и то, что они оказались на удивление мягкими, а вот и его руки, которые нежно касались ее, – такие тонкие пальцы и в то же время сильные и настойчивые. Сегодня она впервые видит его без обручального кольца. Почему он снял его? Сможет ли она забыть ту ночь? И сможет ли он забыть об этом?
