Как условились, на кухню пришел Николай: каждый год в этот день Клопиха с особой торжественностью готовила «четверговую» соль: хозяевам и прислуге нужно было взять по горсти соли и ссыпать в один общий холщовый мешок. Николай с важным видом, рассчитанным на Клопиху, зачерпнул щепоть соли из одного мешка и пересыпал в другой, который экономка деловито отдала Агафье, чтобы та запекла и отнесла освятить в алтаре. Клопиха верила, что приготовленная таким образом соль (вкупе с остальными, не менее действенными проверенными средствами) сохранит семью и прислугу, а также убережет от несчастий дом, скот и огород.
«Христос воскресе!» – громогласно провозглашал отец Ефрем.
«Воистину воскресе!» – радостно отзывались из толпы. Мужские, женские и детские голоса соединялись в одно целое, переливались, поднимались под купол храма и парили там, уподобляясь сонму ангелов небесных. Общее ликование усиливалось ружейными залпами: охотники в ответ на возгласы палили близ церковного порога в воздух, загадывая, чтобы ружья впредь били без промаха.
Разодетые крестьяне со всей округи – Соколова, Иевлева, Корневков, Воропунь, Москвина, Павловского, Курово-Покровского, Подсосенья и Негодяихи, кто не отправился пешком в паломничество в Старицкий монастырь, собрались в Бернове.
Катерина молилась у Тихвинской, вполголоса подхватывая возгласы отца Ефрема. Сегодня не спала: ночью ходила на всенощную и вернулась только под утро помогать Агафье на кухне. А сейчас снова пришла, но уже на литургию, вместе с Наташей.
На душе царило благостное умиротворение – Катерина любила Пасху. Сегодня церковь казалась ей особенно торжественной, даже свечи горели как-то по-особенному. Ни в какой другой день, подумалось Катерине, лица прихожан не светились таким воодушевлением и единением. Потолкавшись у дверей, на улицу вынесли хоругви – начинался крестный ход. Катерина широко перекрестилась на алтарь, не торопясь поклонилась и вышла вслед за толпой, прижимая к себе Наташу. Здесь, на выщербленных ступенях церкви, стоял Александр. Сначала подумала, что показалось, но нет – это действительно был он: вьющиеся волосы, освещенные мягким апрельским солнцем, знакомо отливали медью.
Катерина оробела. Захотелось подойти, поговорить с ним, но не решилась. Молитва вмиг вылетела из головы, время замерло, ликующие пасхальные возгласы теперь слышались будто издалека. И вдруг Александр заметил ее: широкая улыбка появилась на его лице. Нисколько не смущаясь, пробрался сквозь толпу к Катерине, и они трижды похристосовались – Катерину обожгло ощущение его мягких губ на щеке.
– Здравствуй, Катерина. Я же обещал, что вернусь, – и вернулся.
Слова не шли – она не могла поверить, что Александр действительно здесь, рядом с ней, что это не сон. Наташа с любопытством, не отводя хитрых глаз, не смущаясь, разглядывала нового знакомого.
– Ездил на всенощную в Старицкий монастырь, рано утром выехал – хотел сюда на крестный ход попасть, – сказал Александр, будто они расстались только вчера.
– Я теперь в Бернове у Вольфов няней работаю, – пробормотала Катерина, указывая на Наташу.
– Какое совпадение. Не ожидала меня снова встретить? – заметил Александр ее замешательство.
– Ну почему же.
– Я тоже теперь у Вольфа работаю – новым управляющим.
– То есть как? У Николай Иваныча? – растерялась Катерина.
С одной стороны, это значило, что Александр теперь не уедет, что они смогут видеться. Но с другой стороны, он, как и она, станет работать у Николая. Она теперь будет видеть их вместе, а это почему-то показалось ей очень неловким, даже болезненным.
Крестный ход, а следом и служба закончились. Прихожане из Бернова поспешили в свои избы разговляться, а приезжие расположились прямо на возах с лежалой прошлогодней соломой. Катерина, Наташа и Александр решили подняться на колокольню – вся пасхальная неделя считалась «звонильной», и, к радости Наташи, благословлялось сколько угодно трезвонить в колокола.
У входа их встретил Николай, которого Катерина совсем не ожидала сейчас увидеть, – он не собирался приходить на литургию. Николай поздоровался и похристосовался с Наташей, Александром, которого, как оказалось, он сегодня ждал, и наконец, с Катериной. В первый раз после того случая в кабинете он подошел к ней так близко, что она снова ощутила запах его дорогого одеколона. Его поцелуй, да еще в присутствии Александра, совершенно смутил ее. Словно произошло не невинное христосование, а нечто большее, стыдное, на глазах у Александра. Катерине показалось, что губы Николая, едва коснувшись ее щеки, готовы были скользнуть ниже, к ее губам, на глазах у всех, и что Александр обо всем догадался и теперь презирает ее. Более того, она почувствовала, что ее тело откликнулось, заволновалось от близости Николая. Покраснев, она украдкой взглянула на Александра, но тот оставался невозмутимым и улыбался как ни в чем не бывало.
Николай предложил всем вместе подняться по узкой лестнице под купол и первым подал руку Катерине.
На колокольне захватывало дух от открывавшегося вида: внизу, прямо у храма, тонкой темной лентой извивалась разлившаяся после холодной снежной зимы Тьма, а на холме между еще голых деревьев белела усадьба. Как на ладони виднелись ожившая на Пасху деревня, поля, томившиеся в ожидании сева, и ближние леса, поредевшие за зиму.
Николай и Александр стояли плечом к плечу и разговаривали. Николай с высоты колокольни показывал свои владения. Катерина переводила взгляд с одного мужчины на другого. Николай был старше Александра лет на десять: широкий открытый лоб, отмеченный крестом морщин между бровей, и спокойный взгляд. Александр – высокий, по-мальчишески худой, с тонким гордым носом. «Похож на святого Пантелеймона с иконы», – подумала Катерина и испугалась собственной мысли.
Николай сразу же заметил, как Катерина смотрит на Александра, и что она смутилась, когда он подошел, – будто помешал им. Зависть больно ужалила его: «Когда же она успела влюбиться в него?» – и тут же кольнуло предчувствие, что потерял ее.
Спустившись, Николай с Наташей и Катериной отправились на повозке в усадьбу, а Александр верхом зарысил следом, обмениваясь взглядами с Катериной.
Николай с любопытством и горечью рассматривал Катерину: «Вот она какая, когда влюблена» – на губах играла легкая улыбка, которую она не могла скрыть, щеки пылали румянцем, глаза по-особенному щурились. Катерина не замечала, что Николай наблюдал за ней. Все мысли её рвались к Александру. Катерина радовалась, что он приехал, но вместе с тем тревожилась: а вдруг не понравится ему, когда он узнает ее получше?
Вернувшись из церкви, все без исключения домашние под надзором строгой Клопихи приступили к умыванию: в первый день Пасхи в воду клали серебряные и золотые предметы и обязательно красное яйцо. После этого Клопиха, чтобы уберечь от сглаза, перекрестившись, покатала пасхальное яйцо по рукам и лицу Наташи и Никиты. Она радела, чтобы Пасху праздновали как надо, а то как бы чего не вышло. Николай, с детства привыкший соблюдать традиции, не верил в приметы, но и не возражал, а даже радовался, что дети увидят, а может, даже сохранят воспоминания об этом дне.
